Ошейник для Лисицы 2
Шрифт:
– Мы любили её так же как ты, Ренар. Никак иначе. И ты не представляешь, как мы сожалеем о её потере...
Я лишь поднял голову, и сказал им, глядя в глаза Арена.
– Представляю. Ведь наверно вы сейчас чувствуете то же самое, что чувствую я. Но сейчас я... просто ничего не чувствую.
– Понимаю, Рен...
– Если вы не против – подождите здесь. Я пойду за... ней.
– Нет проблем, друг, мы ждём.
Я вылез из ямы, и даже не отряхиваясь, твёрдым шагом пошёл за телом лисы. В последний путь...
Весь день она пролежала
Открыв дверь, я сразу же услышал надрывный плач, очень похожий на её. Я редко слышал, как плачет Эмерлина, но я чувствовал это. Почти её голос, тембр... У кровати, положив лапу на рукоять меча, стоял Карл, а на коленях рядом с ней рыдала моя дочь.
Её-то я и не хотел сейчас видеть. Лучше бы она узнала об этом через день, неделю, месяц, год... Через любое время, за которое я хоть немного оправлюсь от потери.
Лис, немного похожий на меня, строго посмотрел мне в глаза, но увидев там что-то, стыдливо опустил взгляд, утирая слёзы. Я сделал пару шагов к Эмерлине и Лима обернулась ко мне.
Я тут же остановился — мне стало страшно. На меня смотрела практически копия моей жены — такие же глаза, мягкие ушки и бело-чёрные недлинные волосы... Но мы молчали, глядя друг на друга. Она всё-таки была другой...
Не говоря не слова, я погладил Лиму по спине, и отстранил её от кровати. Встав на её место, я поднял тело своей жены над кроватью. Подойдя ко мне, Карл помог мне положить её лапу на грудь, чтобы та не болталась в воздухе, пока я её нёс.
Неожиданно к глазам снова подступила волна слёз — нахлынули старые воспоминания. Перед глазами, будто это было день назад, стали проноситься картины. Как я, пыхтя от усталости и удовольствия, с трудом распахнул дверь пинком и сразу же, вбежав, буквально бросил её на кровать, сразу же рухнув рядом, как потом мы провели ночь...
С той, которая сейчас лежала у меня на руках мёртвым грузом.
Аккуратно толкнув двери плечом, я пошёл вместе с ней в последний путь по моему фамильному замку. И как только я вышел с ней в коридор в сопровождении детей, на улице грянул гром такой силы, что во всём замке зазвенели в рамах хрупкие стёкла. Лёгкое шелестение листьев, переросшее в довольно громкое, известило меня о начале дождя. Но путь должен был быть пройден — и ничто меня не остановит на пути к последней цели в жизни.
Выйдя на улицу, я посмотрел вверх, смывая потоками воды слёзы с моей морды. Сразу же я намок и даже почувствовал ещё большую тяжесть на своих лапах — Эмерлина тоже намокла и потяжелела из-за подсыревшей шерсти.
Хлюпая лапами по стремительно сыревшей земле, на которой сразу же стали собираться лужи. Карл и Лима, не говоря не слова, шли за моей спиной, а как только я обошёл замок, я увидел, что Флёр и Арен всё так же сидели на своих местах...
Встав рядом с могилой, я кивнул своим друзьям, и они кивнули мне в ответ. Повернулся к детям.
– Прощай, мама... – всхлипывая, прошептала Лима, а Карл так же мужественно промолчал. Он держался молодцом — почти не плакал, хоть и задирал нос вверх, чтобы не было так тяжело сдерживать слёзы.
Но ничьих слёз не было видно в последние моменты. Ни Флёр, ни Арена — всё смывал ливень.
Я спрыгнул в яму держа её, понимая что вылезу на поверхность один. Я не хотел этого делать, но понимал, что нельзя по-другому. Мне надо было остаться одному, чтобы проститься с ней, примириться с потерей... И я уложил её на землю. Четверо лис стояли наверху, смотря на меня, но я не стеснялся. Встав на одно колено в узкой могиле, я низко наклонился и поцеловал её холодный, мокрый чёрный нос...
Наверху кто-то взял лопату, и Арен, сев на колено, протянул мне лапу, помогая выбраться. Схватившись за него, я оставил Эмерлину в прошлом. И сам остался один.
Как только я поднялся, Флёр и Арен сразу же взяли лопаты, но я взял их у них и попросил:
– Оставьте меня. Все, – я посмотрел на детей. Карл кивнул и, взяв Лиму за плечо, пошел к замку. Флёр посмотрела на меня.
– Пообещай не делать глупостей.
– Я обещал это ей.
Взявшись за лапы, Арен и Флёр пошли вслед за моими детьми. Я остался с ней.
Дождь заливал водой глиняную яму, но она не накапливалась на дне. Потоки грязи сплывали по стенкам вниз, к её телу.
Воткнув лопату в гору земли, совсем рядом с могилой, я перенёс первую горку земли, обрушив её на лапы. Мои руки сразу же объяла невероятная дрожь, будто я был пьяным калекой, который полгода не использовал их. Но я пересиливал себя, и вторая порция земли постепенно завалила её колени.
Снова слёзы. Снова безразличие ко всему окружающему миру, снова... Снова прощание с ней.
Когда земля покрыла её грудь и шею, я занёс лопату над её мордой. Над её глазами, носом...
Я просто отпустил черенок, и сырая чёрная земля упала на неё, закрыв её глаза. Навсегда.
В тот же миг меня охватила дикая истерика — я расплакался как никогда в жизни, упав на колени, я схватил себя за уши со всей силы и от боли заревел на весь посёлок клана. И сильнейший раскат грома вторил мне.
Сегодня ночью в клане никто не спал. Рыдая и крича от своего бессилия, я что есть силы старался побыстрее засыпать яму землёй. Чтобы не мучить себя, чтобы понимать, что назад ничего не вернуть.
Я справился за час. Всего за час я грубо закидал всё то пространство, что было над ней и сделал аккуратный холм над её телом. Собрав камни от уже рассыпавшихся и потерянных могил, я наметил ими могилу и...
А потом от бессилия и дикой усталости, я просто рухнул перед ним на колени. Дождь пошёл ещё сильнее, и сырая земля опускалась, принимая прежнюю форму...
Колени утопали в жидкой грязи. Никаких чувств. Эмоций. Только осознание своего бессилия...
Про меня часто говорили, что я не сдаюсь, что иду до конца и исправляю ошибки, которые совершил. Что я никогда не опущу лапы, буду продолжать бороться или просто не замечать этого...