Ошейники для волков
Шрифт:
– Ладно, я подтверждаю эти сведения и подпишу протокол, но я не знаю, кому звонил Авдеев, – махнула рукой Ангелина, и зрачки ее сверкнули дико.
Вернувшись с Ангелиной в МУР, Грязнов крякнул и задумчиво посмотрел в окно кабинета.
– Что задумался, начальник? – иронично улыбнулась Ангелина. – Теперь вам надо беречь меня, как собственную потенцию.
– Ладно, пока помолчите, – прервал ее Грязнов. Он еще раз просмотрел постановление на арест Ивановой, выписанное Турецким и подписанное прокурором. – Посидите пока в нашей внутренней тюрьме, – добавил он.
– Спасибо, начальник! Я далеко от вас сейчас боюсь находиться. Я где-то читала, что в следственных изоляторах есть коммерческие камеры. Это правда?
– У нас в изоляторе на Петровке, 38, камеры обычные: нары в три яруса и параша в углу, – сухо проинформировал Грязнов. Он проводил Ангелину во двор, где находилась внутренняя тюрьма. Дежурный по изолятору выписал соответствующий документ, Грязнов его подписал и вернулся к себе в МУР. Дежурный проинформировал его, что никаких звонков ему не было. Грязнов уселся в кресло и стал ждать звонка от подруги Скользкого. Как там Никита? – Грязнов мучительно переживал за молодого муровца.
Револьвер смачно цокнул бойком вхолостую. Этот звук вывел Людмилу из шокового состояния. Она встрепенулась и вскрикнула:
– Что вы делаете! Прекратите этот кошмар!
– Заткни ей пасть, – приказал незнакомец Ваграму.
Кавказец быстро подошел к девице и что-то шепнул ей на ухо. Людмила кивнула и неподвижно застыла на стуле, смотря на Никиту, а вернее, на его руку с пистолетом.
Никита вошел в роль – он взял пистолет за ствол и протянул его Ваграму со словами:
– Господа, проверните барабан, кино продолжается.
Ваграм крутнул барабан и, вернув пистолет Никите, боком отошел в сторону.
– А эту ставку, господа, я посвящаю даме своего сердца, Людмиле, – улыбаясь во весь рот, воскликнул Никита и резко, приставив пистолет к виску, спустил курок. Второй холостой щелчок заставил вздрогнуть всех боевиков. На этот раз они ожидали выстрела. Ваграм опять провернул барабан. Боевики таращили на Никиту удивленные глаза. У них было ощущение, что в руках пленника игрушка, а не настоящий пистолет.
Никита улыбался. На его лице не было и тени страха или хотя бы напряжения.
– У него чердак поехал, – сказал незнакомец Ваграму.
– Нет, господа, я вполне в своем уме, – возразил Никита. – Должен же я хоть в чем-то сдержать перед вами слово. В каком-то американском фильме я видел, что за такие выступления платят бешеные бабки. Мне жаль только одного, что я работаю бесплатно. Эту ставку я посвящаю моим друзьям, которые сейчас наверняка думают обо мне. Кадр номер три! – воскликнул он, и в третий раз боек пистолета щелкнул вхолостую.
– Прэкраты эта! – крикнул Ваграм незнакомцу. – Он нам пэчень клует. Издывается.
У кавказца явно сдали нервы. Его можно было понять. Проворачивать барабан пистолета приходилось ему, и он каждый раз ожидал, что Никита пальнет в него. Что можно ожидать от человека, который находится в такой ситуации и смерти не боится?
– Подожди, Ваграм, у нас еще есть время, – глянув на часы, успокоил горца незнакомец. – Где ты еще такое кино посмотришь? Он уже всех америкашек перещеголял. Хочешь выпить, Никита, за то, что ты такой счастливчик? – искренне предложил незнакомец.
– Спасибо, но я на службе не пью, – кашлянув для солидности, соврал Никита.
– Ну ты даешь, парень, – хмыкнул незнакомец и опрокинул очередную рюмку коньяку.
– Пользуясь небольшой паузой, хочу задать зрителям один вопрос, – сказал Никита.
– Задавай.
– Кто я, вы знаете. А вот вы-то кто такие? Скажите мне, ради Бога, а то я от любопытства скорее помру, чем от пули.
– Резонно, – отозвался незнакомец. – Ты, конечно, Никита, рассудил, что мы бандиты. Нет, дорогой, мы контрразведка президента, но не официального, конечно, а другого президента России, наделенного столь же большой властью и заботящегося о народе своем.
– Тьфу, черт! – расхохотался Никита. – А я-то думаю, что это мы так хреново живем. Оказывается, два медведя в одной берлоге… Ох-хо-хо! А розыск у него есть?
Боевики молча смотрели на него как на сумасшедшего.
– Кому же четвертую ставку посвятить? – вертя пистолет в руке, глубокомысленно произнес Никита. А, придумал! Четвертую ставку, господа, я посвящаю отечественному кино – лучшему кино в мире. Итак, кадр четвертый! – резко произнес он и приставил пистолет к виску.
Боевики вновь вздрогнули и застыли в напряженном ожидании. Но Никита не спешил спускать курок. Прошла минута, две, три.
– Стрылай, чего танешь! – заорал Ваграм.
Никита вдруг опустил руку с пистолетом и спокойным голосом обратился к незнакомцу:
– Слушай, контрразведчик, кино так кино. Наденьте мне красную повязку на голову, чтоб по законам жанра было.
– Дурак, – отозвался незнакомец. – Это они не для красоты повязки надевают, а чтобы своими мозгами публике костюмы не испачкать. Ваграм, найди красную тряпку и сделай этому чудику повязку на его дурную башку.
Через несколько минут Ваграм вернулся с лоскутом красного материала. Он сложил его вдвое, подошел к Никите и начал завязывать.
И тут на глазах у боевиков произошла потрясающая метаморфоза: лицом к ним с вытаращенными глазами стоял Ваграм, а к его виску был приставлен его же ТТ. Из-за плеча кавказца выглядывала зверская физиономия Никиты. С красной повязкой на лбу он походил на камикадзе.
– Пушки на пол! Руки за голову! Перестреляю как собак! – рявкнул Никита.
Совершенно обалдевшие от такого «кино» боевики послушно подчинились приказу: пистолеты полетели на пол.
– А тебя, что, не касается? – заорал Никита на незнакомца. – Встать!