Ошибка природы
Шрифт:
Соня явно не понимала. Наши творческие изыскания оставались для бедняжки совершенно непонятными. Она переводила с Ларикова на меня глаза, полные недоумения, и все не решалась задать вопрос, опасаясь узнать правду или понять то, о чем догадываешься и сам, но ужасно не хочешь утверждаться в этой догадке до конца!
Наконец она не выдержала и спросила:
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего, — ответила я. — Пока ничего. Скажите, Соня, а Маша в каких отношениях была с Мишей?
— Да ни в каких, — ответила Соня. — У нее был роман с Гордоном, но скорее чисто визуальный. Без страсти.
— То есть она не была в него влюблена?
— Нет-нет! Я бы так никогда не решилась сказать. Скорее это было ближе к холодной ненависти.
Очаровательно! «Мальчик с девочкой дружил», а девочка его ненавидела, хотя и дорожила этой странной дружбой?
Почему, интересно?
Я сама «девочка». Если я решусь на «визуальный роман» с кем-то, то цель я буду преследовать только одну — насолить кому-то мне более интересному. Пенсу вот, например!
— Соня, мне снова нужно увидеть ваш фотоальбом, — сказала я.
— Да, конечно, — согласилась Соня. — Но зачем?
— Увидеть всех в тот момент, когда ваш театр еще дышал жизнью.
— Пойдемте, — поднялась Соня. — А Маша? Что будет с Машей? Вы уверены, что с ней все в порядке?
— На девяносто процентов, — кивнула я. Натянула куртку, застегнула «молнию». Пенс поднялся вслед за нами, молчаливый и преданный, как всегда.
— Андрей, — тихо попросила я. — Поговори с Ванцовым.
— С Ванцовым? — ужаснулся мой босс. — Ты ждешь от меня подвига! Может быть, я лучше пойду посражаюсь с огнедышащим драконом? А с Ванцовым встретишься ты. Ты обаятельная!
Надо же! Выбила-таки неимоверными усилиями комплимент!
— Почему? — удивленно спросила я. — У вас общее дело. Мне кажется, вам куда легче найти общий язык. Во всяком случае, тебе он скорее откроется, чем мне.
— Ладно, — проворчал он. — Хотя разговаривать с этим рыжим занудой куда страшнее, чем рассматривать фотоальбомы!
— Спасибо за «рыжего зануду», — меланхолично кивнула я.
— Я же не о тебе, — не унимался мой бестактный шеф.
— Что ж, тогда спасибо, что не обо мне, — я открыла дверь. — Искренне надеюсь, что, когда мы встретимся с тобой снова, мы будем знать немного больше, чем сейчас!
Мы вылетели на заснеженный проспект, промчались мимо толпы прохожих, изучавших витрины «Детского мира», и уличных торговцев, попытавшихся заманить нас теплыми носками и шалями, и оказались на шумной улице, где пришлось прокладывать себе путь, пробираясь по запруженному людьми тротуару.
— И какого черта их тут так много? — посетовала я. — Вот в проклятом Чистом переулке днем с огнем человека не встретишь, а тут целые толпы разгуливают.
— А день сегодня выходной, они и гуляют, — проговорила Соня.
— В этакий мороз?
Если бы не дела, я охотно сидела бы сейчас дома, закутавшись в плед, и пялилась на безмозглый экран телевизора. Куда больше получила бы наслаждения, нежели прогуливаться на морозе!
Дальше начинался самый опасный участок. Насквозь обледеневший, он был запружен припаркованными машинами. Больше всего боюсь встретиться с машиной, решившей отъехать с места, в тот момент, когда поскользнусь! Я буду так глубоко не подготовлена к нашей встрече, что для кого-то она окажется последней! То ли для меня, то ли для машины, а может быть, для нас обеих.
Прямо в конце улицы торчал огромный рекламный щит. «Двадцать новых причин гордиться».
Неужели они преследуют меня с нескромной навязчивостью маньяка?
Мы вышли в переулок, в конце которого торчал, как фата-моргана, Сонин дом.
Рядом в уютном окне виднелся призывный плакатик — немного более скромный, нежели про сигареты «Ява», которыми я должна была прогордиться ровно двадцать раз. «Астролог. Предсказываю судьбу. Сглаз. Порча».
— Интересно, — сказала я. — Наводит, что ли, порчу? И почему астролог? Черт знает чем люди занимаются! Я думала, что моя новая профессия — самая бредовая, ан нет! Вот не распутаю это дело, уйду в астрологи. Буду предсказывать судьбу и наводить порчу. Ты, Пенс, станешь моим первым клиентом.
— В смысле? — спросил Пенс, недоуменно хмурясь.
— В смысле я буду тренироваться в наведении порчи на тебе, — объяснила я, улыбаясь ему.
— Может, не стоит?
— Да брось, — отмахнулась я. — Судя по моей врожденной бестолковости, у меня это не получится!
— А вдруг получится?
Мы уже вошли в дом.
Соня прошла вперед, и ее рука метнулась к звонку.
— Маша ведь могла уже вернуться, — виновато объяснила она нам.
Но на ее звонок никто не ответил. Маши не было. Соня вздохнула и открыла дверь.
Мы вошли в темный коридор, мрачный, как все коридоры бывших коммуналок. Щелкнул выключатель. Соня включила свет.
Теперь была видна кухня. На столе действительно стояли две чашки со следами губной помады.
— А это уже много, — пробормотала я, внимательно присматриваясь к цвету отпечатков опрометчивых губ. — Из какой чашки обычно пьет Маша? — поинтересовалась у Сони.
Та молча кивнула на ту, где отпечатки были коричневатого цвета. То есть я бы и сама могла догадаться, Маша должна была подкрашивать губы именно так.
— Бледно-розовый с лиловатым оттенком, — пробормотала я. — Девушка блондинка. Любит дешевую помаду — отпечатки очень сильные. От дорогой останутся или очень слабые, почти стертые, или не останется совсем… Сдается мне, я вижу, кому этот цвет идеально подошел бы. Правда, мне показалось, что косметикой она не пользуется, но это, может быть, и не так. В конце концов, тогда она вынуждена была хранить траур.
Обернулась к Соне.
— Я позвоню? — спросила, вспомнив, что видела телефон на специальной полочке в коридоре.