Ошимское колесо
Шрифт:
Наконец, с латынью и ложью было покончено. Архиепископ Ларрин захлопнул громадную библию с грохотом, эхо которого разнеслось по Чёрному Двору, и его бесповоротность бросила меня в дрожь. Печать отца висела на епископской шее, поблёскивая на солнце. Младший клирик передал Ларрину горящий факел, и тот должным образом бросил его в растопку, сложенную у погребального костра. Пламя занялось, разрослось, затрещало, взревело и принялось пожирать поленья сверху. К счастью ветер дул с юга и уносил дым прочь от нас – серые клубы поднимались над Марсейльской башней над стенами
– Балесса сказала странную вещь. – Дарин не отрывал глаз от огня, и можно было подумать, что он и не говорил. – Она сказала, что проходила мимо отцовских покоев в тот день, когда он умер, и слышала, как он выкрикивал что-то о дьяволе… и о своей дочери.
– У отца нет дочери, – сказал Мартус с такой твёрдостью в голосе, которая указывала, что если найдена какая-то внебрачная дочь, то её следует забыть как можно быстрее, чёрт бы её забрал.
– Дочь? – Я тоже смотрел на пламя. Балесса не славилась полётами фантазии. Чтобы найти женщину, ещё твёрже стоящую на ногах, чем мажордом Римского зала, пришлось бы искать повсюду. – Он просто был пьян и нёс чушь. Когда я видел его несколько дней назад, он тоже был навеселе.
Дарин хмуро посмотрел на меня.
– Отец не пил уже несколько недель, с тех самых пор, как вернулся из Рима. Служанки говорили мне, что это правда. От людей, которые за тобой убирают, ничего не спрячешь.
– Я… – на это мне нечего было сказать. Отец уже всё мне сказал. Он хотел быть лучшим отцом. Теперь я хотел быть лучшим сыном.
– Джула была с ним в конце, – сказал Дарин.
– Он умер один! Вот что мне сказали! – Я взглянул на брата, но он смотрел вперёд.
– Кардинал не должен умирать наедине с кухаркой, Ял, – фыркнул Мартус.
– Но всё равно он там была, – сказал Дарин. – Она лично принесла ему бульон. Она готовила ему дольше, чем мы были его сыновьями.
– И что сказала Джула?
– Что он затих, она даже подумала, что он уснул. А потом, видя, какой он бледный и неподвижный, она решила, что он умер. Но он её удивил. В конце он ожесточённо пытался подняться, пытался выговорить слова, но не издавал ни звука. – Дарин отвёл взгляд от горящего костра – ввысь, поверх дыма, в синие небеса. – Она сказала, что он казался одержимым. Как будто другой человек. Она сказала, что встретилась с ним глазами, и в этот миг он дотронулся до своей печати у постели, и, коснувшись её, рухнул на подушки. Мёртвый.
Ни Мартус, ни я ничего на это не ответили. Мы стояли в тишине, слушая треск пламени. Ветерок развевал дым, и на миг я увидел там фигуры, переходящие одна в другую – почти сжатая рука, почти лицо, почти череп… все они выглядели тревожно.
Прошло полчаса, прежде чем гроб с глухим треском упал, раскидав пылающие брёвна и подняв к небесам вихрь искр. Жар достиг даже верхних рядов, наши лица раскраснелись. Архиепископ подал сигнал, и дворцовый флаг приопустился – это служило признаком начала траура и показывало, что мы можем уходить.
– Ну что ж, дело сделано. – Гертет с трудом поднялся и затопал вниз во двор. Остальные поняли намёк и пошли следом. Некоторые помедлили. Моя кузина Сера повернулась, чтобы принести мне и братьям соболезнования по дяде Реймонду. Ротус пожал нам руки. Миша де Вир в чёрном платье ждала своего Дарина на границе двора, рядом с ней стояла кормилица с моей племянницей, которая выглядела розовой и пухленькой в траурной одежде. Баррас и Лиза говорили какие-то слова, добрые, наверное, но их смысл ускользнул от меня. И наконец остались только три брата, и вероятно пустой паланкин позади нас.
– Я вечером собираюсь напиться, – Дарин встал. – Мы никогда не видели лучшего в этом человеке. Быть может и наши сыновья не увидят в нас лучших качеств. Я помолюсь за него, а потом напьюсь.
– Я с тобой. – Мартус поднялся на ноги. – Выпью за то, чтобы дядя Гертет заснул вечным сном до того, как Красная Королева сойдёт с трона. Боже, уж лучше, чтобы кузина Сера получила корону, чем этот старый ублюдок. – Он хлопнул себя ладонями по плечам. – Ялан, давай с нами. По крайней мере, в выпивке ты силён. – С этими словами он начал спускаться по ступеням.
– Стюард, – Дарин кивнул в сторону паланкина, положил руку мне на плечо и последовал за Мартусом.
***
– В каком состоянии наши защитные сооружения? – донёсся голос Гариуса из-за занавесок.
– Западная стена трескается. Целые секции надо подпирать. Предместья надо сжечь и сровнять с землёй. Люди Мартуса скучают и дерутся со стражей. Нам не хватает сотни арбалетов, и половина наших скорпионов нуждается в ремонте, если мы хотим, чтобы они смогли выстрелить больше пары раз, прежде чем сломаются. Зерна запасено лишь треть от того, что должно быть. А в остальном всё хорошо. А что?
– Ты смотрел отчёты?
– Конечно. Некоторые.
– Число гулей в городе за последние четыре дня? – Он выбрал как раз то, что я запомнил, когда Ренпроу положил отчёт мне на стол.
– Хм, три, потом семь, вчера двенадцать, и ещё около дюжины этим утром, до того, как я ушёл на обед.
– Они ведут разведку, – сказал Гариус.
– Что? – Я наклонился и отодвинул занавеску. Он выглядел как монстр в тёмном логове – нездоровый монстр, бледный и покрытый каплями пота. – Они же падальщики, полумёртвые трупоеды, которые рыщут на берегах рек. Мертвецы проплывали по течению уже несколько недель – в Роне какая-то Орлантская армия потерпела поражение. – Я подумал, что ещё до конца месяца бабушка завалит реку трупами словенов.
– Ты нанёс на карту места, где их ловили и видели? – спросил Гариус.
– Ну, нет, но там нет никакой системы. Разве что у реки их больше. Но они повсюду. – Я попытался представить это в уме. Что-то в этой картине меня встревожило.
– Повсюду. И никогда дважды в одном и том же месте? – Гариус выглядел мрачно.
– Ну, иногда. Но не часто. Как только стража их замечает, они не возвращаются. Это же хорошо… да?
– Так поступают разведчики. Выискивают слабые места, собирают информацию, чтобы составить план.