Оскал дракона
Шрифт:
Затем великану предстоит трудный спуск с другой стороны горы, и там, я думаю, он окажется в безопасности. Даже мужчине на двух здоровых ногах пришлось бы нелегко, заметил Финн, когда мы выработали план, а для одноногого Ботольва, наполовину скамейки и с мышиными мозгами, да с ребенком на руках, будет вдвойне труднее. Правда, Финн сказал это, когда Ботольв не слышал.
— Еще с ним будет мальчишка с козой на привязи, — добавил я, пытаясь превратить все в шутку.
Токи, услышав слово «коза», взглянул на меня и просиял, ласково потрепав животное по макушке, между толстых рогов.
Финн лишь хмыкнул в ответ,
— Здесь все необходимое, — сказала Тордис, протягивая Финну сумку, хорошую сумку из моржовой шкуры. Финн полез внутрь, надеясь найти еду или теплую одежду, но обнаружил лишь льняные тряпки и мох.
— Ты думаешь, я буду это есть, женщина? — проворчал он разочарованно, и она похлопала его по руке.
— Нет, — сказала Тордис менее ехидно, чем обычно, ведь она переживала за Финна. — Мох понадобится, чтобы вытирать ребенку задницу, она должна быть сухой и чистой. То же касается и твоих штанов, и этот урок ты должен усвоить сам и до нашей свадьбы.
Финн лишь что-то пробурчал в ответ, а остальные рассмеялись, добрый смех немного снизил напряжение. Ботольв перекинул через плечо похожую сумку, в которой было все необходимое, чтобы кормить младенца, и ухмыльнулся Токи и его козе.
— Ты готов, малыш? — спросил он, и Токи, дрожа от волнения, яростно закивал, затем нахмурился, глядя на Иву, которая вытирая слезы, прижала его к своему фартуку.
— Присматривай за моим маленьким героем, — обратилась она к Ботольву, и тот похлопал ее по плечу. Затем великан повернулся к повозке, там под белой волчьей шкурой лежала женщина, она приподняла голову.
— Позаботься о моем сыне, Родильный стул, — произнесла Сигрид слабым, словно дуновение ветра, голосом.
— Я доставлю его в целости и сохранности, — пообещал Ботольв, и Финн, услышав твердую решимость в его голосе, покачал головой, вспоминая, как Ботольв совсем недавно предлагал бросить Сигрид и ее еще не родившегося сына и бежать в горы.
В лучах холодного рассвета нам казалось, что затея вполне разумна: унести младенца, а его мать оставить, запутать преследователей и разделить их. Если врагам нужен младенец, то они не станут преследовать наших женщин и детей. Я надеялся, что найдется не много желающих сразиться с моими побратимами, сопровождающими женщин и повозки. Итак, остаются только те, кто жаждет кровавой мести, и я надеялся, что берсерки не будут в этом участвовать. К тому же теперь мы могли двигаться гораздо быстрее.
— Вместе с козой? — спросил Финн.
— А где взять молоко, чтобы кормить ребенка? — воскликнула Торгунна. — Или Ботольв будет доить Токи?
На это великан усмехнулся; оказалось, что он обладал одной странной способностью, почти что сейдром, и совсем не стыдился этого. Новорожденный вопил, кто бы его ни укачивал, даже его мать, когда же ребенок оказывался в огромных мускулистых руках Ботольва, то маленький Олаф успокаивался, закрывал глаза и засыпал.
Ко мне приблизились Рыжий Ньяль и Хленни, и мы пожали друг другу руки. Я взял с них клятву, что они постараются вернуть маленького Колля, где бы он ни находился. Я подозревал, что мальчик попал в руки Льота Токесона, потому что это человек Стирбьорна.
Греческий монах выкрал сына ярла Бранда, чтобы взять заложника и диктовать свои условия Бранду, а через него — влиять на конунга Эрика.
Рандру Стерки безразличен Колль и новорожденный сын конунга всех свеев и гетов; Рандр со своими нидингами хотел лишь отомстить и будет преследовать Торгунну и остальных. Я надеялся, что Медвежьи шкуры пойдут за нами и младенцем, что должно вознаградить все их усилия.
Так я сказал остальным, и все согласились, молча кивнув, мрачные, как мельничные жернова. Я не показывал боль, терзающую сердце из-за утраты Колля, моего воспитанника. Я был слишком занят всем остальным и отдал мальчика под опеку женщин, даже был благодарен монаху за его добрые слова и внимание к Коллю. Я сам должен был заботиться и чаще разговаривать с мальчиком, но моя голова была забита мыслями о защите остальных; и теперь я понял, как заблуждался, — настоящая опасность всегда находилась рядом.
Неважный получился из меня отец-воспитатель, и теперь уже вряд ли получится, ведь или я, или он, а то и мы оба скоро умрем.
Остальные попрощались с нами, и я был рад в конце концов отпустить их, сбросить груз забот и переживаний. Я старался запомнить их бледные, цвета сыворотки лица; мои люди смотрели на меня твердо и печально, и я знал, что больше их не увижу.
Всю дорогу до моста я вспоминал лишь одно — усталое и бледное лицо Торгунны, ее образ стоял у меня перед глазами.
Это прекрасный мост — так сказал Финн. Достаточно узкий, чтобы два человека сдерживали многих.
Итак, Ботольв смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого, младенец покоился на его могучей руке, другая рука великана лежала на плече Токи.
— Кость, кровь и железо, — сказал Финн и передал великану сумку со мхом.
Ботольв молча кивнул, пожал нам руки, круто повернулся и заковылял через мост, Токи с упирающейся козой на веревке поспешил за ним.
Ботольв не оглядывался, но я знал, он видит нас и будет видеть всю оставшуюся жизнь, стоящих еще живыми на этом мосту. Как наш старый побратим Колченог, давным-давно погибший под звон мечей на далеком песчаном берегу, своей жизнью он дал нам возможность безопасно отчалить, и если мы не видели, как он погиб, то до сих пор видим в своей памяти, как он сражается там.
— Так-так, — произнес Финн, когда великан и мальчик с козой скрылись из вида. Он перегнулся через парапет моста, словно проверяя, нет ли под ним троллей, достал из ножен «Годи» и проверил лезвие.
— Ты не вручал свою жизнь в руки Одина, как я, — сказал я ему, и у меня скрутило живот в ожидании смерти. — Ты должен был пойти с Ботольвом и Токи.
Финн поднял бровь, глядя на меня из-под спутанных волос, он не зачесывал их назад, — так он скрывал изуродованное ухо, последствие ранения в бою.
— Кто знает, что прядут норны, — ответил он пожимая плечами. — Может, это мой последний день, а может, и нет, но ты не удержишь этот мост в одиночку.
Он ухмыльнулся.
— Кость, кровь… — начал он.
— ...и железо, — продолжил я.
Он отцепил ножны, сбросил плащ, все это могло помешать в бою. Затем проверил ремешки на шлеме и надел его, повел плечами, чтобы уже успевшая подернуться ржавчиной кольчуга с чужого плеча села получше, и сел, прислонившись спиной к камням парапета. Внизу журчал и пел горный поток.