Оскал дракона
Шрифт:
— У Ботольва был только сакс, — сказал Токи, всхлипывая. — Это нечестно.
— Что было потом? — нетерпеливо спросил Финн, осматриваясь. Он хотел найти тела, но не видел их, это сбивало с толку. Дождевая пелена сваном накрывала все вокруг, сизо-голубой фьорд далеко внизу покрылся белой дымкой. Младенец заплакал на руках Токи, и я взял ребенка.
— Я хотел спускаться дальше, — сказал Токи, шмыгая носом. — Но не смог, коза упиралась, а ребенок зашелся в крике.
— Что произошло дальше с Ботольвом и берсерком? — мягко спросил я, садясь рядом с мальчиком.
Я накинул капюшон
— Берсерк велел Ботольву отойти в сторону и сказал, что его зовут Стенваст и он пришел за младенцем. Ботольв ответил, что его имя Ботольв и он не отдаст ребенка, тогда Стенванст покосился на Ботольва, как Торгунна иногда смотрит на Финна, когда тот сделает что-то неожиданное, например, без спроса выпьет молоко. Затем берсерк спросил, не тот ли это калека Ботольв, который сломал спину Торбранду Храфнссону, Ботольв ответил, что хребет сломал именно он, но Стенваст ошибся, потому что Ботольв никакой не калека, а потом…
Токи замолк, икнул и поежился, слезы хлынули из его глаз; я похлопал мальчика по плечу, подбадривая, пока Финн рыскал вокруг, яростно почесывая бороду, как всегда делал, когда происходило нечто необъяснимое.
— И что было дальше?
Токи потер красные глаза.
— Стенваст сказал, что Ботольв приковылял сюда на укороченной ноге, и что скоро она станет еще короче, и у Ботольва, видимо, мозги жука, если он надеется победить. Ботольв усмехнулся и помахал одним пальцем, ответив Стенвасту, что это его первая ошибка, потому что вместо мозгов жука он имеет мышиный разум, именно так говорит его хороший друг.
Токи опять замолчал и уставился на меня, нахмурив брови, слезы и сопли текли по его лицу.
— Я ничего не понял, — произнес мальчик, и тогда я сказал ему, чтобы он не обращал внимания. Токи кивнул.
— Стенваст тоже ничего не понял, — продолжал Токи, — он размахнулся большим топором и рубанул Ботольва, но тот принял рукоять топора на свой сакс и не сдвинулся с места, тогда берсерк атаковал его с другой стороны и ударил Ботольва в деревянную ногу, она сломалась, и он упал. Стенваст рассмеялся и сказал, что теперь Ботольв точно калека, но тот смог подняться на одну здоровую ногу, повернулся ко мне и подмигнул.
Мое сердце заледенело. Я догадывался, что это значило. Токи заморгал и снова заплакал.
— Ботольв велел мне присматривать за крошкой Хельгой и, когда она подрастет, передать ей — ее отец сожалеет, что был рядом с маленьким Олафом, а не с ней. Затем он сказал Стенвасту, что тот, конечно же, хорош в бою, с длинным топором и здоровыми ногами, но все же кое в чем уступает калеке.
Токи опять прервал свой рассказ, и его широко открытые карие глаза до краев наполнились слезами.
— И что сделал Ботольв? — спросил Финн, все еще рыская глазами по сторонам в надежде увидеть кровь или какие-то следы борьбы, но не находил ничего.
— Он взлетел, — наконец сказал Токи, и мир передо мной закружился, я словно сам обрел крылья. Я простонал, заморгал и опустив голову.
— Ботольв вдруг прыгнул на одной ноге, — продолжал Токи, — и врезался головой в живот Стенваста, и они оба упали с обрыва. Я видел, как Ботольв раскинул руки. У него были крылья. Черные.
Токи замолчал и покачал головой, его слезы капали мягко, как дождевые капли.
— Я уверен, у него были крылья.
Мой живот сжался, оставляя черную пустоту, заполненную ощущением утраты, и я вспомнил, ведь Вуокко говорил о тяжелых потерях, которые коснутся всех. В своем высокомерии я тогда подумал, что шаман имеет в виду меня.
Финн, чей отчаянный взгляд метался от меня к Токи, посмотрел на далекий фьорд. Он сделал несколько шагов к обрыву, словно хотел спрыгнуть.
— Задница, — произнес он, в его голосе сквозила горечь. — Большая, тупая задница.
— Он вернется, — неуверенно предположил Токи. Он рассказывал мне о своих снах, в которых у него были огромные, черные, как у ворона, крылья, и я их видел. Я точно видел его крылья!
Финн вглядывался за край обрыва, словно рассчитывал увидеть там Ботольва, висящего на кончиках пальцев на уступе скалы, как могли бы сказать скальды. Затем Финн приставил ладонь к глазам, пристально посмотрел на фьорд, и повернулся ко мне.
— Корабль покидает наш фьорд, — крикнул он мне, и я направился к обрыву.
Это был корабль Льота, гребцы налегали на весла курсом в открытое море. Это означало, что остался только Рандр Стерки.
— Не понимаю, почему они уходят? — спросил Финн.
Я не ответил, потому что на его борту был тот, за кого я особенно волновался, мой фостри, а с ним и греческий монах.
— Он прилетит обратно, — произнес Токи, оттаскивая нас от обрыва к деревьям, и меня захлестнула горечь потери. Я передал Токи плачущего ребенка и обнял их обоих, в этот момент солнце показалось из-за облаков, хотя еще шел дождь, и влажная дождевая дымка окрасилась золотом.
Затем мы увидели большой радужный мост — Бифрост, который появляется лишь тогда, когда погибший в бою герой восходит в Вальхаллу.
Тогда мы поняли, что Ботольв не вернется.
Глава 8
Рандр Стерки произнес примерно следующее: бросайте оружие, и тогда Орму Убийце Медведя не причинят вреда. Конечно, он не добавил «пока что», но все понимали — если мы сложим оружие, это будет не конец, а только начало.
Рыжий Ньяль и Хленни, стоявшие напротив, покачали головами и бросали на меня взгляды, полные отчаяния, я был связан, меня удерживали рычащие от злости воины с суровыми лицами.
— Волк и собака, — хрипло выкрикнул Рыжий Ньяль, — не играют вместе, так говорила моя бабка.
Хорошо сказано, я подумал, что его бабка обязательно сказала бы что-нибудь полезное по поводу этой затруднительной ситуации. Мы — Финн, Токи и я, поднялись на очередной холм, нам с Финном было ясно, что делать дальше, мы понимали друг друга без слов. Он, Токи, коза и младенец, драгоценный как золото, направились дальше, чтобы затеряться и оказаться в относительной безопасности. Я вернулся назад, потому что не мог оставить женщин и детей, по которым нанесет свой главный удар Рандр Стерки, либо один, или с оставшимися берсерками, так или иначе, я не бежал от судьбы.