Оскал дракона
Шрифт:
Кое-где к этому добавлялось еще шесть унций серебра — это в случае, если раб покупает свободу. Бывший раб варит эль из трех мер, получается довольно крепкий напиток, и он должен угостить им бывшего хозяина, и конечно же, выкрасить свою одежду в яркие цвета.
— Итак, — весело произнес Воронья Кость, — теперь у нас не осталось рабов, придется довольствоваться стряпней Финна Лошадиной Головы.
Дела давно уже обстояли именно так, потому что Финн славился умением вкусно готовить, но сейчас все рассмеялись, а затем побратимы расползались по углам, пытаясь напоследок прикорнуть, что не очень получалось.
Он называл их то псами, то maeki saurgan, иные восприняли бы это как оскорбление, поскольку фраза означала «грязный меч». Гребцы не обращали внимания на слово «грязный», потому что меч в любом случае хорош, если не ломается в бою.
Я схватил Павла за шиворот и потащил его к Финну.
— Сиди здесь, — сказал я пленнику, — а тебе, Финн, лучше обратить свой гнев на него, а не на меня. Но помни, Павел может нам еще пригодиться, хотя бы на тушеное мясо для похлёбки.
Финн скривился в улыбке, ведь ни он, ни я не хотели продолжения ссоры. Павел покорно уселся на корточки, но крутил тощей шеей туда— сюда, напоминая хитрую крысу. И тут меня осенило, и я обругал себя, презренного болвана.
— Куда вы направлялись, — спросил я, — прежде чем заметили наш корабль?
Его змеиный язык задрожал, он облизал сухие губы, и я демонстративно убрал руку за спину, под плащ, на пояс, что заставило его вздрогнуть.
— Вверх по течению, — ответил он плаксивым тоном, тихо, словно дуновение ветра, а затем, наблюдая, как я медленно достаю нож правды, торопливо добавил: — Предупредить саксов. Паллиг хочет твоей смерти, за то, что ты убил его брата.
— Ему не хватило мужества отомстить самому, — добавил я презрительно.
— Распни его, — посоветовал Финн, а затем, вспомнив, как сурово русы наказывают преступников, поклоняющихся Христу, добавил: — Вверх ногами.
— Иисусе, — простонал Павел, рухнув на колени, полагая, видимо, что он уже предстал перед Белым Христом, а на самом деле уткнулся в сапоги Финна и что-то бормотал себе под нос.
Финн захохотал, тыча ему носком сапога в лицо, пока я мысленно прибавлял эту очередную плохую новость к уже накопившейся куче неприятностей.
Опять пошел дождь, ветер задувал порывами и крутил водовороты, иногда набирая силу и напирая на нос или корму, так что корабль рыскал из стороны в сторону как упрямая лошадь. Течение тоже было сильным, и в конце концов я велел Тролласкегу вернуться обратно к восточному берегу, гребцы тяжело дышали. На том берегу росли более толстые деревья, там мы провели остаток дня, хирдманы отправились кто на охоту, кто заготавливал дрова, всех заботило, как мало осталось припасов, в особенности эля.
Эта остановка также дала мне время поразмыслить, когда же Один наконец примет мою жизнь в жертву, еще я думал о Торгунне и об остальных в Гестеринге, чем они там занимаются, и о сегодняшнем ночном происшествии, когда к нам подкрадывались Павел и его напарник.
Ночью, когда я заметил темную крадущуюся фигуру, я сначала подумал, будто это кто-то из моей команды рассчитывал овладеть Черноглазой, и пытался внушить себе мысль, что я так решил, потому как она очень ценна для нас. Однако, когда девочка внимательно оглядывала берег, словно пытаясь увидеть что-то знакомое, я замечал, как она бросала быстрый взгляд и на меня. И даже повернувшись к ней спиной, я ощущал жар ее глаз.
Хотя она была еще слишком юной, но достаточно зрелой, чтобы побратимы проявляли к ней интерес, еще она напомнила мне зверька, только что выбравшегося из своей норы в лесу и оказавшемся в незнакомом месте. Я замечал тоску в ее глазах — по лесам и холмам, по родине. Мне была знакома эта тоска, я скучал по фьорду, по мокрым скалам и туманной голубой линии гор на горизонте, все это я видел во снах, стоило сомкнуть глаза. Я старался не думать о ней, ведь это была тоска другого рода, но у меня плохо получалось.
Той ночью мы разожгли огромный костер, который поднял людям настроение, его свет отражался в реке, отблески яркого пламени окрасили темноту в кроваво-красные тона. Я увидел Черноглазую, когда остальные уже спали, храпели и похрюкивали; внезапно на фоне луны возник ее отчетливый силуэт.
Она повернулась, и отблески костра осветили тень улыбки на ее губах, таких пухлых, что я задумался — умеет ли она целоваться.
Глава 13
Со стороны лес кажется неподвижным, но оказавшись в нем, ощущаешь, что там все время что-то или кто-то движется и шумит; вот коричневая птица промелькнула в зарослях кустов, лиса осторожно крадется по мокрой луговой траве, грачи галдят в густых кронах деревьев, их недавно вылупившиеся птенцы пищат тонкими голосами, напоминающими голос Вороньей Кости.
Я наслаждался лесом, охотой и разведкой вдали от корабля и ворчащей команды, хотя стрелок из лука из меня никудышный — я скорее попал бы себе в ногу, чем подстрелил какую-нибудь дичь для вкусного варева.
Разведка куда важнее — днем ранее мы заметили тонкую нить дыма в бледно-синем небе, и это говорило о том, что там может находиться поселение, а значит и свежая еда, эль, а возможно даже и женщины, так что мы с Курицей осторожно и тихо пробирались через влажный туманный лес. На жаре нам докучали тучи насекомых.
Меня уже всего искусал гнус, постоянно приходилось выплевывать мошкару, я ощущал насекомых у себя в волосах, они лезли в глаза и нос, но все равно это не сильно меня раздражало. Временами наступала такая тишина, что мне казалось, будто я слышу, как раскрываются почки на деревьях, как кто-то шуршит под прошлогодней листвой. И как раз в такой момент я заметил краем глаза движение, будто промелькнул неуловимый эльф.
Я застыл и обернулся, Курица тоже замер, что-то мелькнуло в тени деревьев. Раздалась трель кроншнепа, один резкий и два более протяжных свиста, и я увидел птицу — небольшие изогнутые крылья, мелькали лишь их кончики; из ближайших зарослей тростника, сердито крякая, показалась дикая утка с выводком утят.
Курица приложил пальцы к губам, он не явно не хотел делать даже это движение, поэтому я продолжал стоять неподвижно среди ивняка, всматриваясь в заросли, струйка пота стекала по спине, всюду лезли насекомые, лишь их жужжание нарушало тишину.