Оскал дракона
Шрифт:
Девочка посмотрела на меня горделивым взглядом, опустила огромные глаза и умолкла.
— Что ж, — сказал я, поймав себя на мысли, что слова выходят из меня тяжело, будто я толкаю валун в гору, — ты слушаешь и наблюдаешь за всем, как мне кажется. Но сейчас я бы предпочел, чтобы ты больше говорила.
Мне нужно было, чтобы она рассказала о реке, ведь у нас нет проводника. Я хотел знать, где река сужается или расширяется, большие ли здесь поселения и где они находятся, можно ли доверять их жителям, и где крепости саксов и вендов. Еще мне нужно было знать о полянах, как и о тех племенах,
— Река течет очень далеко, — ответила она, — многие дни и недели. Вечность. Здесь, где река широкая и медленная, на обоих берегах живут венды, они селятся в отдалении от реки, но иногда устраивают поселения на высоком берегу. Они разводят овец и коров, но не обрабатывают землю, потому что река разливается и бывают наводнения.
Девочка остановилась, скривившись.
— Они сами как овцы, как скот, потому что не сражаются.
Что ж, полезные сведения, но Черноглазая знала не так много, как бы мне хотелось. Выше по течению расположился поселок вендов под названием Штетено, другие называли его Щецин, в месте слияния двух рек, там Одра разливалась и образовывала озеро с островами посередине. Еще там жили саксы.
Еще дальше река будет шириной на выстрел из хорошего лука, по высоким берегам — густые леса. Потом она мелеет только в одном месте, насколько она помнит, это место славяне называют Сливиц, саксы же — Вранкефорд, или Свободный брод, и там построена крепость из больших бревен.
Там живут торговцы мехом и янтарем, но по большей части работорговцы, поскольку и венды, и поляне совершают набеги друг на друга и продают пленников в рабство. Далее, ближе к горам, есть место под названием Вротислава, но Черноглазая никогда там не была. Единственное поселение, которое нам, северянам, известно в тех землях — это Острава, конечная точка Янтарного пути.
— Я была еще ребенком, когда меня везли вниз по реке, — добавила она вызывающе, увидев мой разочарованный взгляд, и мне пришлось кивнуть с печальной улыбкой.
— Тот брод проходим для лодок?
Она нахмурилась.
— Речные лодки выстраиваются в длинную линию вдоль берега, и из них вытаскивают все, чтобы уменьшить осадку. Это тяжелая работа, и эти лодки могут пройти там только потому, что они очень прочные — выдолблены из цельного ствола дерева. Под водой большие камни, с половину колеса телеги. В этом же месте в Одру впадает другая река, и там много островков.
Если поднять рулевое весло, как предложил позже Онунд, когда я рассказал ему об этом месте, то мы могли бы провести «Короткого змея» через брод, хотя он и опасался, что мы можем повредить обшивку или киль.
— Но поскольку мы не вернемся на этом корабле в море, — добавил он, искоса взглянув на меня, — то это не имеет большого значения.
Я, конечно, не упоминал об этом, но Онунд догадывался. Мы сможем подняться на «Коротком змее» вверх по реке, но я был готов следовать дальше за монахом Львом через земли булгар до самого Великого города, если, конечно, тот направлялся вместе с Коллем именно туда. Я и так сказал слишком много, и Онунд кивнул, не показывая разочарования, что его труд по вырезке новой носовой фигуры пойдет прахом.
— Тогда зачем все это? — добавил я, кивнув на почти готовую голову лося.
— Если мы сожжем этот корабль, — проворчал он, — я думаю, носовую фигуру лося надо сжечь вместе с ним, как будто это «Сохатый». Так будет лучше, но с другой стороны, похоже, я получу славу кораблестроителя, который потерял больше кораблей, названных этим именем, чем кто-нибудь другой.
Мы мрачно рассмеялись; ведь число погибших «Сохатых» увеличивалось, и это начинало внушать опасения. Я предупредил, чтобы он ничего не говорил Вороньей Кости, и горбун хмыкнул. У мальчишки, однако, были ко мне другие дела, и он подошел, чтобы поговорить о них.
— Она сбежит, — сказал Олаф, примостившись у моего локтя, как белая белка. — Ускользнет при первой же возможности.
Не было нужды уточнять, о ком он говорит, и возможно, Олаф был прав. Я спросил его, не птицы ли рассказали о планах Черноглазой, и он нахмурился, хотя с моей стороны это не было насмешкой. Тем не менее, я поручил Финнлейту и Оспаку следить и за тем, чтобы девчонка не сбежала, и охранять ее от ночных визитеров. Под хмурым, оловянным небом было еще достаточно светло, и желающие могли поохотиться.
К тому времени как стемнело, мы уже ели бобы с уткой, также у нас было немного рыбы и дикого лука. Я приказал разлить немного эля, достаточно, чтобы утолить жажду, но недостаточно, чтобы начались неприятности. Воины, сидя у костра, смеялись и пели непристойные песни, боролись на руках и восхищенно наблюдали, как Онунд Хнуфа с каждым аккуратным движением ножа превращает ясеневую деревяшку в лосиную морду.
Ночь пела о прохладе, и Бьяльфи достал арфу. Вообще-то этот инструмент принадлежал Клеппу Спаки, но тот отдал его Бьяльфи, когда мы уходили; ни Клепп, ни Вуокко не отправились с нами, потому что хотели закончить наш памятный рунный камень, и я не стал им препятствовать. Бьяльфи начал играть, и Финнлейт с остальными ирландцами закивали головами и заулыбались.
— Хотя, нужно сказать, — серьезно заявил Финнлейт, — твой инструмент похож на арфу, но эта арфа не более чем цыпленок перед настоящей уткой.
— Настоящая арфа, — добавил один из ирландцев, рыжеволосый великан с длинным именем, как у богатого и знатного человека, его звали Мурроу мак Майл мак Будах мак Сирбхол, — издает волшебные звуки, у нее струны из тонких олених жил, а не из конских волос, которые звучат так резко, словно царапаешь костлявый подбородок.
— Они хорошо звучат, когда все разом, — произнес в ответ Финн, пока остальные болтали и смеялись, на его лице играли огненные отблески костра, а волосы развевались по ветру.
— Подбодрил бы ты Воронью Кость, — добавил он, кивнув на мальчишку — тот сидел, хмуро наблюдая за работой Онунда над носовой фигурой, которую Олаф не хотел видеть на своем корабле, а уж тем более был против того переименования корабля в «Сохатого».
— Нам еще придется с ним расплачиваться, — ответил я, и Финн кивнул, а затем вздохнул, когда Бьяльфи провел по струнам и запел:
Порывистая и быстрая одинокая птица
По зову сердца скитается по дороге китов,