Оскал дракона
Шрифт:
Где сзади, удерживая «Короткого змея» против течения неторопливыми гребками, нас ждали побратимы, они остановились у восточного берега, потому что у западного было сильное течение. И сейчас я был уверен — мы здесь не одни, Курица тоже понимал, что рядом может находиться кто-то еще. Возможно, люди Паллига? Те двое, кто ускользнули от нас лодке, или тот, кто сбежал на берегу.
Я молил Одина, чтобы так все и оказалось, как вдруг заметил человека на расстоянии вытянутой руки за листвой кустарника.
Он был с непокрытой головой, темные волосы заплетены в косы,
Кроншнеп снова пропел, зависнув над гнездом, рядом с которым прятался человек, и тот вздрогнул от неожиданности, а потом сообразил, что этим может себя выдать. Затем полоски на его лице распрямились, глаза округлились от удивления — он заметил меня.
Было уже не до стрельбы из лука, я бросил его и устремился вперед сквозь ивняк, пытаясь вытащить сакс из ножен на поясе. Враг, хмыкнув, попятился, чтобы попытаться выстрелить, но было уже слишком поздно. Ветки хлестали меня по лицу и цеплялись за одежду.
Он тоже отбросил лук и стал бешено размахивать стрелой, я врезался в него, схватив за руку, другой он вцепился в меня; тяжело дыша, мы оказались лицом к лицу, рыча от натуги, от него воняло луком, страх исходил от него волнами, пот выступил на лице поверх угольных полос.
Он пнул коленом и почти попал мне в пах, но я чуть повернулся, и удар пришелся по бедру. Нога одеревенела. Я подумал, что хорошо бы позвать на помощь, но крик мог бы привлечь и его товарищей, равно как и моих; он тоже это понимал, поэтому мы боролись молча, кряхтели и тяжело дышали, сцепившись, словно любовники в объятьях.
Онемевшая нога подогнулась, и в падении я увлек его за собой, мы рухнули сквозь ивовые ветки и кустарник; когда он приземлился на меня, мое колено оказалось между его ног, его кашель и сопение перешли в тихий и высокий вой — он выпустил мою руку с саксом и понял, что над ним нависла смерть.
Я замахнулся саксом и воткнул его, клинок слабо чиркнул по ребрам, прежде чем нашел свободное место между ними и погрузился в плоть по рукоять. Противник выпустил мою левую руку, и я зажал ему рот. Его глаза находились в нескольких дюймах от моих — огромные и круглые от отчаяния, он смотрел почти умоляюще, будто просил вытащить нож. На его нижней реснице застыла слезинка. Я сбросил с себя его обмякшее тело и уселся, чтобы отдышаться.
Безмолвный противник лежал на спине с открытыми глазами, пару раз он дернул ногой. Пальцы на одной руке слабо пошевелились, и это было похоже на прощальный жест.
В этот момент подкрался Курица, я вздрогнул и обернулся, словно испуганный олень, так что он замер с поднятыми руками, пока я его не узнал. Я сплюнул, избавляясь от кислого привкуса во рту, сморгнул и вытер пот, заливающий глаза; рой насекомых звенел, привлеченный железным запахом свежей крови, пропитавшей рубаху
— Впереди воины, — тихо прошептал мне на ухо Курица, его губы были так близко, что я чувствовал горячее дыхание. — Они притаились в спрятанных в камышах лодках, обтянутых кожей.
Глаза мертвеца были как у собаки, как у печальной, побитой, проклятой богами собаки. Надо бы обшарить его, от подмышек и до ступней, но я готов был поспорить, что при себе у него лишь пустая сумка. Финн или Рыжий Ньяль, или Хленни, обязательно обыскали бы его, не брезгуя перемазаться в крови и дерьме, чтобы найти все имеющиеся у него ценности, но мне не хотелось этого делать.
Мы подобрали его лук и стрелы, а затем Курица осторожно пошел вперед.
В камышах оказалось семь или восемь длинных рыбацких лодок из натянутых на деревянный каркас кож, в каждой по меньшей мере десять воинов. Если бы мы их не обнаружили, они могли бы внезапно обстрелять нас из камышей и в считанные секунды оказаться на борту «Короткого змея», и хотя враги не выглядели грозными бойцами — у них не было ни шлемов, ни кольчуг — зато они были полны отчаянной решимости и вооружены луками и короткими копьями. И возможно, у них даже имелся шанс на успех.
Пока же враги сидели тихо, пригнувшись, потея и хлопая насекомых, и тут внезапно поняли, что обнаружены. Моя первая стрела попала противнику в голову, чуть пониже линии грубо обрезанных волос, почти в ухо; он пронзительно закричал, резко и внезапно, будто камень бросили в тихую, медленно бегущую реку. Через мгновение он оказался в воде, дергаясь и пуская изо рта кровавую пену.
Мы выпустили в них все длинные боевые стрелы, около десятка, одну за другой, и если и промазали, то я этого не заметил. Затем, когда люди в лодках взвыли и завопили, стали выпрыгивать в воду, мы отступили и побежали; мы неслись со всех ног, громко смеясь на бегу, пока не миновали деревья и кустарник и не увидели «Короткого змея» — безмятежный, словно лебедь, корабль шел к нам на всех веслах.
Из-за выставленных на бортах щитов показались головы, побратимы в изумлении уставились на нас с Курицей; мы же, обняв друг друга, тяжело дышали, обливались потом, пускали слюни и хохотали — ведь нам удалось уйти целыми и невредимыми.
Чуть позже, когда мы подошли к тому месту, то обнаружили в камышах одну перевёрнутую лодку и четыре или пять мертвых тел, покачивающихся на поверхности. Ещё один лежал наполовину на берегу. Мне не хотелось пробираться сквозь заросли ивняка и искать того, кого я ударил ножом.
— Что ж, — сказал Финн, — вот мы и нашли источник дыма, который заметили ранее.
— А еще выяснили, что они настроены враждебно, — заметил Алеша, — даже после того как мы сняли носовую фигуру.
Я был согласен с ним, хотя, думаю, это не имело большого значения, потому что «Короткий змей» — не маленький хавскип или речное судно. Это длинный драккар, корабль, на котором ходят в набеги, и выглядел он так же дружелюбно, как лиса в курятнике, но мы, чтобы не пугать духов этой земли, все же сняли носовую фигуру.