Оскал дракона
Шрифт:
Затем человек с посохом направился к нам. Побратимы рассмеялись, подшучивая над Мурроу — еда идет прямо к нему в руки. Седобородый был в добротной одежде с красной вышивкой, поверх — синий плащ, застегнутый на одном плече массивной булавкой. Старик казался взволнованным, он остановился и уставился на нас.
— Добро пожаловать, — наконец произнес он.
Я обратил внимание на его украшенный искусной резьбой посох, в качестве набалдашника — желтый камень в форме луковицы.
— С вас не возьмут сбор за стоянку, — произнес он, выплевывая слова на норвежском, словно собака, клацающая зубами
— Сбор? Какой сбор? — спросил Тролласкег, выпятив подбородок.
— Плата за стоянку, — пояснил я, и он сплюнул, целя в посох, но промазал.
Длинноносый бородатый посланник стоял неподвижно, продолжая разглядывать нас.
— Я никогда не плачу за стоянку, — вызывающе заявил Тролласкег, скрестив руки на груди.
— Он сказал то же самое, — устало ответил я, и Тролласкег, не понимая, выиграл он или нет, удовлетворенно хмыкнул и кивнул, решив, что он все же взял верх.
Посланник отрывисто кивнул и пошатнулся, почти сбитый с ног торговцами, внезапно налетевшими беспорядочной толпой, мелкие торгаши быстро разложили товары — драгоценности и безделушки — на темной ткани или войлоке.
У них были костяные расчески, булавки и броши, некоторые из слоновой кости, немного серебрянных украшений из Серкланда — серебряные серьги с янтарем и драгоценными камнями. Побратимы Обетного Братства столпились вокруг и устроили обмен, менялись даже на рубленное серебро, потому что суровые с виду воины с жесткими бородами были жадными до блестящих безделушек, словно сороки.
Я заметил, что торгаши тоже довольны, и пусть все их драгоценности были обычными стекляшками, но для каждой придумана своя история, переходящая из уст в уста. Если бы все истории об их товаре были чистой правдой, то каждая безделушка обладала невероятной магической силой, с ее помощью можно зачать сыновей в самой бесплодной матке и сделать член мужчины твердым как ствол дуба, из которого вырезают киль для драккара, для этого женщине достаточно носить эту безделушку на шее.
Мужчины верили в то, во что хотели верить, и в этом их слабость, которую можно использовать, как и любую другую. Богам это известно, и Одину в особенности.
Побратимы постепенно разбредались в поисках еды, эля и женщин. Я некоторое время торговался за меха и полотно, чтобы сбыть их по приемлемой цене; хотя понимал, что торговцы просто меня грабят; даже несмотря на то, что еще слишком рано для кораблей с товарами вверх по реке. Раз уж мы взяли все это в набеге, то я подумал, не имеет значения, какую прибыль мы получим от продажи, во всяком случае, я был рад избавиться от всех этих товаров и связанных с ними воспоминаний.
Я как раз заключил сделку, плюнув в ладонь и пожав руку торговцу, когда ко мне сквозь толпу пробился Абьорн, откусывая насаженные на деревянный прутик куски мяса. Он кивнул головой через плечо и заговорил.
— Кто-то хочет перекинуться с тобой словечком, — произнес он.
Мясо сочилось жиром, и я взглянул ему за спину. Там стоял седобородый с посохом в руке. Торговец, с которым я только что разговаривал, с опаской оглянулся на старика и оборвал свой рассказ. Я спрашивал этого торговца, как и остальных, о греческом священнике и белобрысом мальчике с севера,
— Торговец Касперик желает говорить с тобой, — пробормотал седобородый.
— Кто такой Касперик? — спросил я, и посланник удивился и раздраженно поднял бровь.
— Это тот, кто хочет тебя увидеть, — важно произнес он, и Финн зарычал на него, словно пес.
— Тогда я должен достойно облачиться, чтобы посетить такого уважаемого человека, — ответил я, прежде чем Финн надумал швырнуть седобородого в воду.
Я повернулся к Тролласкегу.
— Принеси-ка синий плащ из моего морского сундука и застежку вместе с ним, — громко велел я.
Он нахмурился и сунул мне вещи медленно и с застывшим от досады лицом, и прежде чем он успел заявить, что он мне не трэлль, чтоб я сдох, я подтянул его ближе.
— Верни всех на борт и будь начеку, — прошептал я. — Ослабь швартовы. Я возьму с собой Финна, Воронью Кость и Рыжего Ньяля, и если все будет хорошо, отправлю Воронью Кость обратно. Если же нет, то вернется Рыжий Ньяль. Как только увидите его, отталкивайтесь от пристани и гребите вверх по течению. Проверь, чтобы девчонка находилась на борту.
Тролласкег удивленно моргнул и кивнул. Река разлилась, и будет нелегко грести против течения.
— Можно мне сойти на берег? — раздался голос, и мы обернулись к Черноглазой. На ней была рубаха Яна Эльфа, потому что он самый низкорослый в команде, но все равно эта рубаха скорее напоминала платье, доставая до самых икр.
Я покачал головой.
— Может быть позже, — ответил я, и она буквально утопила меня в черных глазах, заставив устыдиться даже такой дружеской лжи.
— Мы должны пойти в боевом облачении, — огрызнулся Финн, и я опять помотал головой, не сводя с нее глаз.
Нет смысла провоцировать местных жителей и напрашиваться на неприятности. Мечи, как и полагается, но не кольчуги, шлемы, щиты и большие секиры. Финн хмыкнул — видимо, я его не убедил.
— А в чем проблема? — вмешался Онунд, оглядываясь, пока седобородый посланник нетерпеливо постукивал посохом.
Мы поднялись вверх по реке на длинном драккаре, зарево пожара в поселении, которое мы спалили, окрашивало небо позади нас, враги предупредили всех о нашем приближении. Даже учитывая то, что племена с западного берега враждовали с живущими на восточном, торговцы безделушками исчезли бы отсюда при виде нас, как и все остальные, словно снег с освещенной солнцем поляны. И все же они до сих пор здесь, торгуются и обманывают, как будто ничего не боястся, хотя им потребовалось не меньше двух часов, чтобы проявить дружелюбие.
Онунд размышлял об этом вслух, хмурясь, после чего Черноглазая снова оказалась в центре внимания.
— Им сказали, чтобы они не боялись и поприветствовали вас, — ее голос прозвучал мягко и тихо, как шелест дождя. — Кто-то убедил их, что либо мы не опасны, либо скоро окажемся таковыми.
— Хейя! — воскликнул Финн, ухватившись за эту мысль. — Тогда это ловушка.
— И ты войдешь в нее, как ребенок? — спросил Онунд, и Финн, ухмыляясь, похлопал его по плечу.
— Ловушка — это когда из нее невозможно выбраться, — сказал он.