Оскал дракона
Шрифт:
— Все прошло как нельзя лучше, — заявил Финн ухмыляясь, потом нахмурился и толкнул плечом Стирбьорна, тот пошатнулся. — Я снова убедится в том, что ты — никчемная задница.
Стирбьорн ничего не ответил и тихонько отошел, в то время как остальные, кто слышал о его попытке договориться и выторговать себе жизнь, издевались над ним.
Затем подошла Черноглазая, скользнув под мою руку, что вызвало парочку хмурых взглядов тех, кто каждый день видел в ней лишь сладкий запретный плод, и тихо прошептала.
— Он потребовал меня.
Я все понял и жестом остановил ее, чтобы она не сказала больше ничего на норвежском, пусть побратимы думают, что поляне осадили нас из-за того поселения, где мы устроили резню, если бы они узнали, что все из-за Черноглазой, то не задумываясь выдали бы ее.
Тем не менее, эта мысль изводила меня, это попахивало изменой и нарушением клятвы. Хуже всего, что именно об этом и говорил барабан Морского финна, и проигнорировать это — всё равно что плюнуть в единственный глаз Одина. Мне показалось, что я даже услышал смех Эйнара. Я отвернулся, в голове крутились безумные мысли — как же вытащить моих побратимов из этих сжимающихся волчьих челюстей.
Спасти их всех, конечно. Не себя. Я мог только молить Фрейра, Тора или любого другого бога, чтобы они помогли убедить Всеотца пощадить меня хотя бы для того, чтобы увидеть, как моя команда выберется из этой ловушки.
Весь остаток дня мы провели за работой, улучшая наше положение, нас не беспокоил отдаленный стук топоров где-то в лесу. Похоже, поляне занялись изготовлением лестниц, и они не пойдут на приступ, пока лестницы не будут готовы.
Как только опустились сумерки, мы зажгли костры и факелы, Финн вернулся со стены, обращенной к реке, где он проверял часовых, и сообщил, что заметил на реке несколько обтянутых кожей лодок, изготовленных на скорую руку, в одной такой лодке размещались двое — гребец и лучник.
— Земля между рекой и стеной еще сырая, нога проваливается по колено, — добавил он. — Потребуется четыре, может, пять дней, чтобы земля подсохла, и даже тогда воинам будет трудно идти, не проваливаясь.
Мы ужинали все вместе под навесом из паруса, отгоняя тучи насекомых, потому что никто не хотел находиться внутри домов, воздух там сильнее насыщен запахом разложения, чем снаружи. И я поделился с ними своим планом, пока остальные облизывали костяные ложки.
Чтобы выбраться из крепости, придется пересечь болото и добраться до реки, идти тихо, незаметно для наблюдателей на лодках, а затем каким-то образом спуститься по реке на безопасное расстояние. Например, можно надуть пузыри из овечьих и козьих шкур, которых у нас достаточно. Мы можем попробовать сделать это через пять дней, когда болото за стеной чуть подсохнет.
Правда, к тому времени мы все будем по колено в крови, и я не стал об этом упоминать, но кроме того, на стенах должны остаться люди, чтобы позволить остальным уйти по реке, и об этом я упомянул.
— Я останусь, — произнес я, надеясь, что голос не дрогнет, ведь мысль об этом меня пугала. — Было бы неплохо, чтобы со мной остались еще несколько воинов, но я этого не требую.
— Я, — сразу вызвался Воронья Кость.
Колль тоже храбро вскочил на ноги. Алеша напрягся и покачал головой.
— Не сейчас, маленький Олаф, — сказал я, обращаясь к Вороньей Кости. — Ты должен позаботиться, чтобы Колль Брандссон в целости и сохранности вернулся к отцу.
— Я остаюсь, — пронзительно прокричал Колль.
— Ты подчинишься своему отцу-воспитателю, — прорычал Финн, — чья обязанность — заботиться о тебе.
Белая голова поникла. Воронья Кость выдержал паузу и кивнул; краем глаза я отметил выражение облегчения на лице Алеши.
— Я прикрою тебя щитом, — заявил Финн, и я согласился. Один за другим побратимы поднимались и называли себя, каждый выкрикивал свое имя громче, чем предыдущий, и каждого приветствовал хор голосов. С краю молча стоял угрюмый Рандр Стерки, ничего не предлагая.
В конце концов я отобрал десятерых — Абьорна, Оспака, Финнлейта, Мурроу, Финна, Ровальда, Рорика Стари, Кьялбьорна Рога, Миркьяртана и Уддольфа. Мы открыли бочонок с выпивкой, которую употребляли в этих местах, и глотнув этого пойла, все почувствовали себя окрыленными, хвастаясь друг перед другом подвигами, которые совершат грядущим утром.
Позже, когда костер прогорел, стрельнув снопом искр и оставив после себя тлеющие угольки, мы с Финном обходили посты и задержались в надвратной башне, чтобы взглянуть на поле, на котором мерцали красные огни костров вражеского лагеря.
Дальше, за кострами, на поле тускло серебрилась ночь, ветер приносил запахи дождя, свежесрубленного дерева и разрытой земли; луна, размытая и бледная, металась от одного облака к другому, словно пыталась скрыться от всепожирающего волка.
— Ты расскажешь им о девчонке? — спросил Финн, и этот вопрос не вызвал у меня ни тревоги, ни удивления, ведь Финн не был дураком.
— Они ее выдадут, — ответил я спокойно, и он кивнул.
— Да, — но разве не об этом говорил барабан Морского финна? Как ты можешь этому противиться? Бросаешь вызов судьбе?
— Я должен, — и понадеялся, что он не спросит меня зачем, потому что у меня не было ответа. Каждый раз, когда я задумывался об этом, то видел перед собой её огромные тюленьи глаза.
Он снова кивнул.
— Неужели она настолько тебе дорога, что все здесь должны умереть? Даже если вам обоим удастся выбраться отсюда, думаю, Торгунна не обрадуется, увидев вторую жену, входящую в её дом. К тому же, мне кажется, мазурская девчонка совсем не такая, чтобы быть второй женой. И не забывай, Один за тобой наблюдает.
После того как мы тайком ото всех познали друг друга, я возвращался к этим мыслям каждую ночь, словно взбивал прогорклое масло, и мне нечего было ему ответить.
— Скажи Рыжему Ньялю, чтобы увел Черноглазую, когда придет время. — И это всё, что я мог сказать. — Скажи, чтобы отвез её в Гестеринг. Я поручаю ему девчонку и Колля, он должен вернуть их домой.
Финн кивнул с кривой ухмылкой.
— То-то я удивлялся, почему ты не взял Ньяля в свой обреченный отряд, — ответил он. — Это послужит ему в некотором роде утешением.