Оскал дракона
Шрифт:
— Вот почему ты был против, когда мы хотели повесить того вислянина, — сказал я внезапно и посмотрел на Финна, тот кивнул.
— Поэтому ты и следуешь за носовой фигурой? — добавил Кьялбьорн Рог. — Ведь ты не можешь вернуться в Сконе, пока Хальфиди и его сыновья поджидают тебя?
Финн промолчал.
— Нет, не из-за них, — произнес я тихо, глядя на него, потому что меня посетила внезапная догадка. — Но ты все равно никогда не вернешься назад, так ведь, Финн Лошадиная Голова?
Финн в ответ взглянул на меня, его глаза были черны, как мертвые старые угли.
— Ночью я пришел в их дом. Той же самой ночью. Я запер все двери и поджег дом. Никто не спасся.
Возможно, это было дуновение ветра, или все вспотели от ужаса, но побратимы вздрогнули. Сжечь длинный дом вместе с людьми, — это самое страшное преступление, которое мог совершить северянин, и это не прощалось.
Это была очень жестокая месть, потому что там могли быть женщины и дети. И тут я понял, что насиловать умирающую женщину на мертвом быке, не было чем-то постыдным для человека вроде Финна. И я ошибался, рассказывая с горечью брату Иоанну, что веду людей в его Бездну, и не имеет значения, как тяжело опускаться по этому темному и крутому спуску, ведь Финн всегда будет на шаг впереди меня.
— Хейя, — прорычал Ровальд. — Суровая история. Так чем же ты так разозлил Хальфиди?
После всего услышанного мы ожидали, что это будет грабеж или кровавое убийство, или, может быть, Финн убил его мать. Финн посмотрел на огонь, наклонился и помешал варево в котле.
— Я рыбачил в его реке, — ответил он. — Ловил лосося при лунном свете. Он даже не был уверен, я это или кто-то из его людей.
Долгое время все молчали, а затем Онунд вскочил и с проклятиями бросился в сторону. Побратимы встрепенулись, хватаясь за оружие, Онунд оглянулся и смущенно пробурчал:
— Крыса. Пробежала прямо по руке. Ненавижу крыс. Они появляются, когда заканчивают трапезу вороны.
Окрепший голос Вороньей Кости все равно еще звучал чистым звоном колокольчика, и все обернулись, когда он заговорил.
— Сжальтесь над крысой, — сказал он. — Она не всегда была такой.
Он повернул лицо к костру, к затухающим углям. Его разноцветные глаза заблестели, как осколки стекла.
— Это случилось в начале времен, — начал он. — Когда у молодого Одина было два глаза, и поэтому он не был таким мудрым, а еще он был милосердным. И поэтому ему не нравилось, что люди умирают. Однажды он отправил ворона Хугина, чье имя означает Мысль; ворон был его любимым вестником между Асгардом и миром людей. Он поручил ему лететь к людям и рассказать им, что если кто-то умирает, то тело следует поместить на смертном одре, кругом положить любимые вещи, которыми владел покойный при жизни, и затем посыпать все свежим дубовым пеплом. И оставить лежать покойника полдня, и затем он вернется к жизни.
— Полезное знание, — возразил Стирбьорн. — Стоит отыскать немного дубового пепла, и у нас будет целая армия вместо валяющейся вокруг падали, пищи для воронья.
— Уже не получится, — скорбно заметил Воронья Кость. — Хугин летел полдня, он устал и проголодался, и когда заприметил дохлую овцу, то устремился на нее черной стрелой. Он выпил ее глаза и выклевал язык, устроив трапезу. Затем, насытившись, ворон заснул, совсем позабыв о важном сообщении, с которым его отправил Один. Через некоторое время, — продолжал Воронья Кость, восторженно оглядывая окружающих, но несмотря на интерес, на их лицах застыла смертельная усталость, — когда ворон не вернулся обратно, Один призвал самого мелкого из своих созданий — крысу, тогда крысы еще не скрывались по канавам во тьме, это был маленький зверек с мягкой пушистой шерстью, любитель поспать, и Один по своей наивности не найдя никого лучше, разбудил крысу и отправил ее в мир людей с тем же поручением.
— Один похож на какого-нибудь короля, — прогремел Онунд Хнуфа, — а крыса напомнила мне королевских посланников, которых мне не раз приходилось видеть.
Раздались тихие смешки, Воронья Кость ненадолго прервался.
— Крыса, как ты и сказал, оказалась никудышным посланником, — продолжил он. — Она заснула, а проснувшись, побежала туда-сюда и, подумав, что запомнила сообщение целиком, забыла самую важную деталь; так что когда крыса достигла мира людей, она стала рассказывать что Один велел делать так: если кто-то умрет, следует положить рядом с его телом все сокровища и пожитки и сжечь все до праха. И через полдня мертвец вернется к жизни.
Воронья Кость остановился и развел руками.
— А в это время Хугин проснулся и вспомнил, что Один отправил его с важным сообщением, но уже было поздно. Он летал над головами людей, яростно крича им, призывая перестать предавать огню мертвецов, повторяя им снова и снова истинные слова Одина, но люди сказали, что они уже получили сообщение от крысы и поздно что-либо менять. Поэтому люди по сей день сжигают своих мертвецов, якобы по воле Одина, который, увидев это, разозлился на людей и отказался от идеи воскрешения умерших, и затем нашел способ обрести мудрость, чтобы больше никогда не совершать подобных ошибок. И никто не верит с тех пор ворону, когда он каркает, а крысу ненавидят, за то что она принесла лживую весть.
История подошла к концу, и это немного расшевелило людей. Ровальд скорбно покачал головой.
— Только подумай, — сказал он, подталкивая локтем соседа, которым оказался Стирбьорн. — Если бы ворон не остановился перекусить, все люди были бы сейчас живы.
— Во всем виновата мертвая овца, — огрызнулся Стирбьорн.
— Или ее вкусные глаза, — угрюмо добавил Оспак.
Колль пошевелился и застонал, пробудившись от ночного кошмара.
— Лунный свет, — сказал он, и некоторые подняли глаза — словно тусклая серебряная монета, луна плыла по небу между туч.
— Дождь и ветер, — пробормотал Торбранд.
— Здешние места славятся этим, — сказал Оспак, в ответ раздавались слабые усмешки.
— Такая же луна, — прошептал Колль, — сияет у меня дома.
Воспоминания о доме стали для нас связующим звеном, на короткий миг поникшие лица озарились радостью. Стирбьорн облизал сухие губы с мыслями о доме — они отображались на его лице; его дом стоял под такой же серебряной монетой-луной, плывущей в небе, но был далек и недосягаем. Он умрет здесь. Все мы умрем здесь.
— Расскажи о своем доме, — попросил монах, и Колль попытался
Он говорил еле слышно, шепотом, но эта нить звуков словно сшила наши сердца. Он рассказывал о том, так весело бежать босиком по пляжу, по линии прибоя. Собирать яйца чаек. Играть с собакой. Рыбачить. Эти простые мальчишеские радости были так же далеки от этих суровых и жестоких воинов, как и эта луна, но все же у каждого остались какие-то похожие воспоминания из детства, и эти внезапно нахлынувшие мысли заставили всех заморгать. Побратимы заворчали от тоски, когда Колль рассказывал, каково кататься по замерзшей реке на коньках из козьих костей. Затем голос мальчика угас, словно сжалился над нами, и Колль задремал.