Оскар
Шрифт:
– А чего такого-то?!
Томка звонко рассмеялась.
– Я там на этого парня, ну, который направления в нашем рыбинском горкоме оформлял, так напёрла, что он мне за пять минут нужную бумагу подписал! Бабушка дала мне с собой одеяло и подушку, вот, видишь, узел какой получился?! Вот я и поехала сюда.
– Работать?
– Ага. Ну, конечно, ещё места новые посмотреть, что за область такая, про которую все говорят. Вот так.
Томка снова беззаботно махнула веточкой.
– А ты?
– Я?
Мария помолчала.
– Там, дома, никого уже после войны нет.
Хотелось плакать.
Пришлось ещё помолчать.
Томка тоже молчала.
– Маш, а ты замужем была?
– Была.
– А-а…
Мария негромко продолжила.
– У нас в райцентре только семейных сюда и отправляли. Я показала им свои бумаги. Так мол и так, вся моя семья – это я. Одна осталась, так что не имеете никакого права меня не отправить в Калининград! Буду со всем советским народом восстанавливать город, я же сознательная! Не нужно мне никаких ваших переселенческих билетов, никаких ссуд на корову, на хозяйство. Просто разрешите ехать, а со всем остальным я справлюсь сама.
– Разрешили?
С тревожным вопросом Томка взглянула на Марию, куснула ноготь на мизинце.
– Видишь же – я здесь.
– Ах, да!
Томка болтала не останавливаясь. Рассказывала про свою довоенную жизнь, про школу, между делом изредка спрашивала у Марии о ней. Снова вспоминала свой волжский Рыбинск, друзей, бабушку.
Мария откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза, слушала, изредка отвечала.
Пахло тёплой черёмухой.
– Я ведь ещё вчера в Калининград приехала. Тётечка одна по дороге подсказала, что лучше всего в рыбный колхоз нужно оформляться, мол, работа на воздухе, да и еда всегда своя будет. Ну, узнала я в здешнем рыбтресте что и как, сказали, что машина в посёлок будет отсюда ехать, вечером. Я опоздала, пока с чемоданами добежала, людей много в машину грузилось, несколько семей, разные, и молодые, и пожилые. Дед один даже козу с собой привёз! Коза орала на весь двор, пока её в кузов поднимали!
Томка вздохнула.
– Вот я вчера и не уместилась, не хотела семейных по отдельности распихивать. Сказали, что сегодня ещё машина будет, отправят. Пошла местный горком комсомола искать, а он оказался на соседней улице. Рассказала там ребятам свою историю, что, мол, отстала от машины. Показала комсомольское направление. Девчонки, которые на ночь оставались в горкоме дежурить, приняли меня хорошо, чаем сладким напоили! Сказали, что на стульях в ленинской комнате можно будет переночевать. Мы с ними целый вечер болтали, они мне такого про этот Кёнигсберг порассказывали, просто ужас! Я каждую секундочку ахала. Ты не поверишь!
Девчонка в восторге взяла Марию за руку.
– Слушай, Маша! А давай-ка к нам, к рыбакам! Этот колхоз, оказывается, на заливе сейчас организуется! Всё с самого начала, всё самим придётся делать! Интересно же! Поехали?! Сюда переселенцы из Белоруссии, Пскова, из Ростова, из твоего Новгорода тыщами, семьями едут! Даже из самой
Мария помолчала, прищурилась, посмотрела на молоденькую, бойкую Томку.
– Думать надо…
– А чего тут думать-то?! Я ж тебя понимаю. Едем, едем! Ну? Места новые, люди другие, непривычные, быстрее всё своё плохое позабудешь.
Жаль было дальше терзать девчонку, расхохоталась и Мария.
– Ты чего?! Не хочешь к рыбакам?
– Как же не хочу, глупая! Хочу, ещё как! Я уже и направление туда выписала! Это же какое совпадение, что мы с тобой тут сидим, болтаем, а, оказывается, в одно место едем!
– Ах ты… Машка, какая же ты молодец! Ты хорошая! Мы с тобой там вместе держаться будем, помогать во всём станем! Как здорово! Вот это да!
Не усидев от волнения Томка вскочила, затанцевала возле скамейки.
– Ура! У меня уже есть подруга! Ты же мне подруга, Маша, да?! Знаешь, как нам там месте веселее будет!
– Да, да, знаю, конечно. Успокойся ты, егоза, люди смотрят!
Мария уговаривала девчонку, а сама волновалась, не веря.
Всё начало совпадать.
Какие же здесь хорошие люди!
Они обе устали.
На тёплом солнышке тянуло в сон.
Томка вздремнула, опустившись кудрявой головой на свой узел.
В ворота зашли и скоро ушли две женщины с детьми, приехала машина с чем-то военным, солдаты сноровисто разгрузили в дальнем углу комендатурского двора какие-то ящики.
– Томка!
– А?! Чего?
Девчонка вскочила, поправила волосы.
– Что, уже ехать? Где? Куда вещи нести?!
– Никуда. Проснись сначала, тюха. Причешись, лохматая вся после сна. Вот, держи…
Мария вынула из своих волос гребенку.
– Ты есть хочешь?
– Немного.
Томка с улыбкой зевнула, потянулась, поправила светлое платьице.
– Тогда узнай у солдата, где тут у них можно кипятку взять. У меня последняя банка тушёнки осталась, из дома брала…
– А у меня хлеб есть!
Томка захлопала в ладошки, затараторила, окончательно проснувшись.
– Вчера, у комсомольцев, в горкоме, всем, кто документы у них оформлял, давали паёк под роспись, по буханке в одни руки!
– Тогда бегом за кипятком.
– Бегу!
Мария развязала рюкзак.
И кипяток на комендатурской кухне отыскался, и повариха три кусочка сахара Томке там дала, так что всё у них получалось хорошо.
– Только кружка одна! Тётечка сказала, что мы с тобой справимся, и из одной хорошо попьём.
– Справимся.
Мария уже постелила на скамейку платок, открыла тушёнку. Томка опустила на доски скамейки большую жестяную кружку, подула на пальцы.
– Еле донесла! Горячий.