Оскар
Шрифт:
– А ну, вылазь, товарищи вновь прибывшие переселенцы! И не разбегаться никому никуда по своим делам, всем строиться. Перекличка! Учёт будет строгий.
Говорить одноглазый умел.
Сверкать оставшимся глазом у него тоже получалось неплохо.
Мария усмехнулась.
С Викторовичем, кажется, колхозникам повезло.
– Маша! Маша! Я здесь!
К машине со всех ног неслась крепенькая розовощёкая Томка.
Растолкала стоявших вокруг грузовика людей, с разбега
– Я уж думала, что не увидимся больше, что разошлись, не найдёмся! Ма-ашка!
Заревела ещё громче, счастливо, в голос, не стесняясь никого вокруг.
Замахала руками.
– Это же моя подруга самая лучшая, Мария! Приехала! Машка, какая же ты молодчина!
Всхлипывала, кривилась в улыбке пухлыми детским губами.
Мария обняла девчонку.
– Ну, ну, успокойся, люди вон смотрят.
Томка упрямо топнула по песку.
– Ну и что?! Пусть смотрят, пусть знают! Ты у меня самая лучшая! Ма-а-шка!
В стороне от неожиданно громкого концерта, одноглазый, качаясь на каблуках блестящих сапог, с удивлённым восхищением качал головой.
Мария показала ему язык и отвернулась.
Шумели в основном те, кто только что приехал.
Кто подошёл посмотреть на новичков, молча стояли в сторонке, не ожидая ничего хорошего. Взгляды были пристальные, не совсем добрые, люди, уже успевшие переночевать в посёлке ночь или две, настроены были при надобности защищать то, что уже несколько суток считали своим.
Дома, лодки, сети, найденные тарелки.
Они-то уже сделали выбор, нашли, взяли нужное, а эти…
Человек двадцать на песке, на траве главной улицы. Приехавших – чуть меньше.
Одни – уже с уверенностью трудного и правильного выбора, другие – пока только с небогатыми вещичками.
Одеты все почти одинаково.
Кофточки, давние пиджаки, гимнастёрки, кто-то был ещё по-походному, с запасом на погоду, одет в телогрейку. Мужики – все в сапогах, кто в кирзачах, некоторые – в хромовых.
Но светило почти летнее солнце.
В толпе старожилов выделялся высокий молчаливый старик в светлой косоворотке. Он держал за руку белобрысого мальца лет шести, одетого в вельветовую курточку, шаровары, в тельняшку, со странными большими очками в чёрной оправе, и с поломанной мичманкой на голове.
Рядом с ними, похожая спокойствием взгляда на старика, но улыбаясь, стояла бабушка в платье, в переднике и с плотно повязанным пёстреньким платочком на голове.
Несколько возрастных баб, хмурых, с одинаково сильными руками и тоже в платках.
Пряталась за ними рослая голенастая девчонка, лет пятнадцати, с тощей косичкой, хромоножка; морщилась, часто переминаясь с ноги на ногу, с любопытством рассматривала новых людей.
Молодые мужики крепкой компанией стояли в стороне от всех, курили, смачно плевали на песок, тоже молча.
Одноглазый, как только выскочил из кабины грузовика, принялся жать руки мужикам, пересмеиваться по-свойски с женщинами.
– Ну что, давайте порешаем текущие вопросы, а знакомиться с новенькими будете потом! Лады?!
Одноглазый не ждал одобрения своим словам, а тем более возражений.
– Я вчера вас предупредил, что привезу ещё воду, просил принести к моему приезду сюда пустые бидоны. Принесли?
– А то как же! Вот, принимай!
– Держи, начальник!
– Без всякого ущерба! Целенький бидончик возвращаю!
– Меняю. Тем, кто приехал сегодня – десять бидонов воды, и ещё десять на всех остальных, ранее приехавших!
Визгливо зашумели бабы, смешались все не по срокам.
– По справедливости надо!
Одноглазый внезапно ощерился, повысил голос.
– Имейте совесть, они же уже ваши товарищи! Одно дело делаем! Им тоже не меньше вашего вода нужна. Объясняйте всё как есть, знакомьтесь, рассказывайте новичкам, как здесь всё обстоит.
Пустые молочные бидоны подавали в кузов, кудрявый водитель принимал их, считал, отдавал вниз полные, с водой.
– Всё, начальник, ажур! По списку, полный порядок!
Водитель спрыгнул на песок, закрыл, поправил брезентовый тент, вытер руки о штаны.
– Ну что, поехали?
– Поехали!
Одноглазый парень встал было на подножку, но не утерпел и снова поднял руку.
– Так! Товарищи! То-ва-рищи! Граждане будущие колхозники! Прошу тише, тише. Я сейчас между делом мотанусь в дальнюю бригаду, скоро вернусь. Осматривайтесь, выбирайте себе дома. Когда будете занимать себе жильё, прошу учитывать, что тем, кто с семьёй, положен огород побольше. Потом мы всё это сообща утвердим, а если кто какую несправедливость допустит, перерешаем. И ещё. Вот этот большой дом в центре поселка, у дороги, – никому не занимать.
– А чего, себе его захапать хочешь?! Ишь какой!
– Правление там будет. Успокойтесь. У меня лично жилье уже есть. Пока живу в райцентре. И не забывайте – сегодня в четырнадцать ноль ноль состоится наше первое колхозное собрание! Из района приедет уполномоченный, партийный работник тоже будет присутствовать. Не подведите, с самого начала проявите настоящую трудовую дисциплину!
Все разом зашумели, смешались вокруг грузовика.
Послышался смех, разговоры.
Что-то кричали одноглазому, спрашивали о всяком.