Осколки чести
Шрифт:
— Какое красивое платье. Гораздо лучше той оранжевой штуки.
— Спасибо, — ответила она, охотно ухватившись за предложенную тему. — К сожалению, не могу сказать того же о твоей рубашке — это случайно не образчик твоего вкуса?
— Нет, это был подарок.
— Ты меня успокоил.
— Что-то вроде шутки. Несколько моих офицеров скинулись и подарили ее мне по случаю моего первого производства в адмиралы, перед Комарром. Я всегда вспоминаю их, когда надеваю ее.
— Очень мило. В таком случае, наверное, придется привыкать к ней…
— Трое
— Понятно. — Вот тебе и беззаботная беседа. Корделия покачала в руке бокал, перекатывая оставшееся на дне вино. — Знаешь, ты отвратительно выглядишь. Бледный какой-то, одутловатый.
— Да, я перестал тренироваться. Ботари совсем разобижен.
— Я рада, что у Ботари не было слишком больших неприятностей из-за Форратьера.
— Все висело на волоске, но мне удалось его вытащить. Помогли показания Иллиана.
— И все же его отправили в отставку.
— Почетную отставку. По медицинским показаниям.
— Это ты присоветовал своему отцу взять его на службу?
— Да. Похоже, это было как раз что надо. Он никогда не будет нормален в нашем понимании этого слова, но по крайней мере у него есть форма, оружие и кой-какие правила, которым надо следовать. Похоже, это дает ему психологическую опору. — Он медленно провел пальцем по краю стопки с бренди. — Видишь ли, он был ординарцем Форратьера в течение четырех лет. Когда его перевели на «Генерал Форкрафт», он уже был не в себе. На грани раздвоения личности: расслоение воспоминаний и все такое прочее. Жуткое дело. Видимо, роль солдата — единственная человеческая роль, с которой ему под силу справиться. Она позволяет ему обрести некоторое самоуважение. — Он улыбнулся ей. — А вот ты, наоборот, выглядишь просто восхитительно. Ты можешь… э-э… погостить подольше?
В его лице читалось неуверенное желание, безгласная страсть, подавленная нерешительностью. «Мы так долго сомневались, — подумала она, — Что это уже стало привычкой». Потом она поняла: он опасается, что она всего лишь приехала в гости. Чертовски далекий путь для дружеской беседы, любовь моя. Ты-таки пьян.
— Сколько захочешь. Когда я вернулась домой, то обнаружила, что… там все изменилось. Или я сама изменилась. Все разладилось. Я переругалась почти со всеми и улетела, едва избежав… э-э, серьезных неприятностей. Мне нет дороги назад. Я подала в отставку — отослала заявление с Эскобара… Все мои вещи — в багажнике флайера, на котором я прилетела.
Она упивалась восторгом, вспыхнувшем в его глазах: до него наконец дошло, что она приехала насовсем. Ну, значит, все в порядке.
— Я бы встал, — проговорил он, потеснившись в кресле, — но почему-то сначала у меня отказывают ноги, а уж потом — язык. Я бы предпочел упасть к твоим ногам несколько более достойно. Я скоро приду в норму. А пока, может, ты переберешься ко мне?
— С радостью. — Она пересела. — Но я не раздавлю тебя? Я ведь не пушинка.
— Вовсе нет. Терпеть не могу миниатюрных женщин. Ах, вот так гораздо лучше.
— Да. —
— Знаешь, тебе придется отказаться от идеи алкогольного самоубийства.
Он склонил голову набок.
— А я-то думал, что действую достаточно тонко.
— Не слишком.
— Ну что ж, не возражаю. Это чертовски неудобный способ.
— Да, ты встревожил своего отца. Он так чудно на меня посмотрел.
— Надеюсь, не враждебно. У него есть такой особый испепеляющий взгляд. Доведен до совершенства десятилетиями практики.
— Вовсе нет. Он мне улыбнулся.
— Боже милостивый. — В уголках его глаз появились смешливые морщинки. Корделия рассмеялась и повернула голову, чтобы получше рассмотреть его лицо. Так-то лучше…
— Я и побреюсь, — пообещал он в порыве энтузиазма.
— Только не переусердствуй из-за меня. Я ведь тоже ушла на покой. Как говорится, сепаратный мир.
— Действительно, мир. — Он уткнулся ей в волосы, вдыхая их аромат. Мышцы его расслабились — будто кто-то разом ослабил чересчур туго натянутую тетиву.
Спустя несколько недель после свадьбы они отправились в свою первую совместную поездку — Корделия сопровождала Форкосигана в его регулярном паломничестве в императорский военный госпиталь в Форбарр-Султане. Они ехали в автомобиле, позаимствованном у графа; за рулем сидел Ботари, исполнявший явно привычную для себя роль водителя и телохранителя в одном лице. Корделии, которая уже начинала понимать сержанта достаточно хорошо, чтобы видеть сквозь его непроницаемую маску, он казался напряженным.
Он неуверенно взглянул поверх головы Корделии, сидящей между ним и Форкосиганом.
— Вы рассказали ей, сэр?
— Да, обо всем. Все нормально, сержант.
Корделия поощрительно добавила:
— Я думаю, вы поступаете правильно, сержант. Я… хм, очень довольна.
Он слегка расслабился и почти улыбнулся.
— Спасибо, миледи.
Она исподволь наблюдала за ним, размышляя о той уйме проблем, которые он привезет сегодня нанятой им деревенской женщине из Форкосиган-Сюрло, и серьезно сомневаясь в том, что он способен справиться с ними. Она решила слегка прозондировать почву.
— А вы уже думали о том… что расскажете девочке о матери, когда она вырастет? Рано или поздно она захочет узнать.
Он кивнул, помолчал, затем заговорил:
— Скажу ей, что она умерла. Скажу, что мы были женаты. Здесь плохо быть незаконнорожденным. — Его руки стиснули руль. — И она не будет. Никто не будет называть ее так.
— Понимаю. — «Удачи тебе», — подумала она. Затем перешла к более легкому вопросу: — Вы уже знаете, как собираетесь назвать ее?
— Елена.
— Очень мило. Елена Ботари.