Осколки ледяной души
Шрифт:
Обиделась… Конечно, обиделась. Он так орал!
Ничего, в следующий раз будет знать, как уходить из дома без предупреждения.
— Могла бы и позвонить, что уходишь, — буркнул он недовольно, пододвигаясь к столу.
— Я не думала, что это так важно.., для тебя, — снова последовал обезоруживающий ответ, распластавший его на обе лопатки.
Скажи он сейчас, что ему все равно, тут же удивится причине его гнева. Не говорить — опять удивится. Ведь если ему не все равно, значит…
Вот, попал, черт возьми!
— Дело
— Да?! — Верещагина так удивилась, что даже рот приоткрыла, уставив в него немигающий взгляд своих голубых глазищ. — Извини тогда, Степа. Я как-то не подумала. Извини… Я могу тебя спросить?
— Спрашивай, — великодушно позволил он, удовлетворившись ее извинением.
— Где это ты так ударился? У тебя опухоль с каждой минутой все больше. Нужно лед, наверное, приложить. Я не сильна в таких вопросах. Вот здесь особенно сильно припухло. — И тут она протянула к его лицу руку и еле коснулась своим пальчиком его глаза. — Будет жуткий синяк. Ты подрался?
Он не отпрянул и не отстранился, как сделал бы это еще сегодня утром. С какой стати? Увечье он получил по ее вине. Так что сам бог велел проявить ей сочувствие и, как говорится, стать ему родной матерью и начать ухаживать.
— Я не дрался, — Степан чуть мотнул головой. — Меня ударили. Напали из темноты невзначай, и я не успел увернуться или принять удар.
— Ударили?! Из темноты?! — Она уже хлопотала, наколов льда и оборачивая его сейчас чистым кухонным полотенцем. — Господи, где?!
— У тебя дома, — решил он быть с ней честным.
— Где?.. У меня дома? Я не ослышалась?!
Ему показалось, или она и правда покачнулась, намереваясь шарахнуться в обморок. Машинально сунула ему в руки лед, снова села к столу и тут же впилась пальцами себе в волосы. Жест отчаяния? Страха? Наверное…
— Ты был у меня дома? Да… И там на тебя напали… Вот и причина твоего гнева. Ты пострадал из-за меня! Господи, но кто?! Там что же, была засада?! Ждали меня?! — Ее глаза совершенно потонули в волне ужаса, а губы дрожали, когда она хрипло выговаривала:
— Степа! Степа же!!! Почему ты молчишь?! Да и зачем ты туда поехал?! Зачем?! Ты все еще не верил мне! Как ты мог так рисковать?! Тебя же… Тебя же могли убить!!!
— Тебя искал, знаешь! — Ее страх немного компенсировал все его пережитые волнения и побои. — Время позднее, тебя нет. Не позвонила. Никакой записки. Я позвонил по твоему домашнему номеру, трубку сняли и тут же положили обратно. Я и поехал. Думал, ты там. А там…
— А там?! — Верещагина вцепилась в его руку, кажется, даже этого не заметив.
— А там дверь открыта и темнота в квартире. Я зашел и получил, говоря по-русски, по
Татьяна слабо охнула, что не могло его не вдохновить. Переживает? Это хорошо, это даже приятно. То, что второй раз он получил унизительный пинок по заду, Степан благоразумно освещать не стал.
— Он прошел мимо, оставив меня у порога. Потом я обошел всю квартиру. Все думал, вот сейчас открою дверь, а там ты мертвая. Бр-р-р! Удовольствие ниже среднего, знаешь! Ходить по чужой квартире и искать труп чужой тебе женщины, которая…
Которая так здорово умеет готовить щи. И пироги печет такие, что от одного их запаха сводит желудок. Которая пленила твоего друга с первого, ну, ладно, пускай со второго взгляда. И которая, кажется, почти всегда говорит правду. Не льстит, не пытается разводить слащавую дипломатию, от которой мутит и выворачивает, а говорит правду либо молчит. Как вот сейчас. Смотрит на него и молчит. И одному богу известно, о чем она сейчас думает.
— Ты видел его?! — спросила Татьяна, оторвав свои пальцы от его руки и снова впиваясь себе в волосы.
— Я почти его не рассмотрел. Одет был во все черное, а носки…
— Носки белые, — упавшим голосом закончила она за него. — Так?
— Так. Это тот самый, которого ты видела, любуясь звездами?
Зачем сказал про звезды, непонятно. Она тут же нахмурилась, вздохнула тяжело и лишь кивнула, соглашаясь.
— Значит, он видел тех, кто за ним наблюдал, и теперь потихоньку ото всех избавляется. Так получается?
— Да. — Верещагина зябко поежилась, хотя на ней был теплый спортивный костюм и мохнатые розовые тапки, будь они неладны. — Он приходил за мной. Если бы я… Если бы.., поехала туда. О господи!!!
Степан не стал ничего опровергать или уговаривать ее. Татьяна была не из тех женщин, которым требовалось отеческое поглаживание по голове. Он, правда, мало находил различий между теми, которым это нужно, и наоборот, но Верещагину он по голове не стал бы гладить точно. Она бы и не позволила наверняка. Она для этого была слишком рациональна, холодна и высокомерна.
Он позволил ей уйти с кухни и тут же кинулся к чайнику. Чая все еще хотелось. Пускай пока его гостья приводит в порядок свои мысли, а он…
— Степа! — раздалось от двери.
Ее несчастный голос настиг его в тот самый момент, когда он дожевывал третий по счету пирежок. Они были так хороши, что он начал их уминать, не дождавшись закипевшего чайника. Тот еще только призывно посвистывал, а Степан уже таскал с блюда пирожки. Один, второй, третий… Вкусно было! Непривычно вкусно. Так вкусно не готовила даже мать.