Осколки ледяной души
Шрифт:
Он собирался дожевать третий по счету, потом навести себе чаю. И уж тогда приступить к пирогам основательно, с подходом, выбирая какой порумянее и посочнее.
Только-только начал получать от жизни хоть какое-то удовольствие, как ему тут же поспешили все испортить, что называется.
Верещагина влетела на кухню совершенно потерянной. От задорного хвостика ничего не осталось. Волосы выползли из-под мохнатой малиновой резинки и висели теперь неприбранными вдоль щек. На голове она, что ли, стояла?.. Глаза на мокром месте, ревела, значит, не удержалась.
— Степа, нам нужно что-то делать! — воскликнула она, замирая в шаге от него. — Это… Это же катастрофа! Этот человек.., он убьет меня!
Ну и что дальше?.. Так сказал бы он еще утром. До той самой минуты, как упал с разбитой головой на ее пороге. Потом.., потом что-то случилось с его мозгами такое, что он не мог себе позволить сказать, нет, даже подумать подобное.
Он до сих пор не мог вспоминать без тошноты, как искал Татьяну в ее же квартире. Как сухо становилось во рту и как заходилось сердце, когда он тащил на себя дверцу шкафа или заглядывал за штору и под кровать, боясь натолкнуться на ее остановившийся взгляд.
Лишь бы жива…
И черт с ней, с этой Верещагиной, пускай звонит ему по субботам и даже воскресеньям в любое время, но лишь бы жива… Ну, и уж если ей так приспичило, пускай живет хоть сто лет в его квартире, но лишь бы жива…
Он искал ее и молился. Молился и искал. А увидел живой и невредимой, и тут же разозлился. Не на себя ли?..
— Тань, присядь-ка. — Степан поймал ее за рукав и силой усадил на табуретку. — Тебе какой чай, зеленый или?..
— Что? Чай? Господи, Степа, ну какой чай, если мне жить, может быть, осталось два понедельника?! Что мне делать? Я же не могу вечно жить здесь!
— Живи, — пробубнил он с набитым ртом, пирожки были ну просто чудо как хороши. — Так какой чай предпочитаешь на ночь?
Она махнула рукой и, поставив на край стола локти, снова вцепилась в свои волосы. Молчала она все то время, пока он громыхал посудой за ее спиной. Заварил ей зеленого чая. Поставил на стол сахарницу, блюдо с пирогами, чашку с зеленым чаем перед ней и перед собой поставил чашку тоже. Пол-литра в ней было точно. Принялся сыпать туда сахар без остановки. Татьяна насчитала четыре ложки, потом сбилась. Отрезал от половинки лимона огромный полумесяц и, энергично болтая ложечкой в кружке, приготовился пить чай.
— Моя маман пришла бы в ужас, — тихо обронила Татьяна, поворачивая к нему отрешенное лицо. — От того, как вы изволите пить чай.
— А как надо? — Он с шумом отхлебнул, потянулся за пирогом и тут же откусил от него, зажмурившись. — Вкусно, Тань. Ты бы попробовала, что ли. Не хотела, а угодила…
— Спасибо. Я не хочу. — Она пригубила маленькую чашечку с тем чаем, что он ей приготовил. — Слушай, Степа, а он ведь меня может и у тебя в доме найти.
— Не найдет, — убежденно заявил он и даже по плечу ее потрепал, как щенка. — Поверь мне, не успеет!
— Как это?
— А мы его раньше отыщем. У нас же столько его примет, чего нам метаться?
— Что за приметы?! Ты нее
— А носки?! Это же каким идиотом надо быть, чтобы под черные штаны и черные ботинки натянуть белые носки! У парня что-то либо со зрением, либо с головой, про вкус говорить не хочется.
— Со зрением у него как раз все в порядке, — возразила она и вдруг неожиданно для самой себя стащила с блюда пирожок; принялась жевать с аппетитом, хотя после семи вечера не позволяла себе ничего, кроме чая, и то несладкого. — Всех рассмотрел… Слушай, а я ведь машину его помню. Светло-бежевая «четверка», на багажнике длинная антенна и номер из трех восьмерок.
— Ничего себе! Госпожа Верещагина! Что же это вы укрываете от следствия такие важные факты? — шутливо возмутился Степан и тут же, столкнувшись с ее понимающим взглядом, прикусил язык.
Какое следствие?! Какие факты?! О чем это он?!
Он еще с утра ни о чем таком и не помышлял. Лежал себе в постели после вчерашней попойки. Лежал и жаждал избавления от тяжести похмелья. И звонок ее воспринял как наказание за совершенные им грехи. И ко всем чертям ее послать хотел, и даже делал попытки вынести ее из собственного дома вперед ногами. Если бы не попросила, так и вынес бы.
Это или что-то приблизительно похожее читалось сейчас в ее голубых глазах. Вслух не сказала, но подумать подумала. Вздохнула тяжело и глаза опустила. Все молча, вопить не стала.
— Найти машину в нашем городе несложно, имея на руках такие вот характеристики, — проговорил Степан, притворно закашлявшись.
— Да? А каким образом? Стоять на перекрестке?
— Я все-таки хозяин автосервиса, Тань! Ко мне разный люд ездит машинки свои чинить. Среди них встречаются ребята, обремененные полномочиями и погонами. Не переживай, пробьем мы твоего убийцу. И возьмем его в оборот. Ну, а если не дастся, то мы органы привлечем. Не печалься, Тань. Все будет хорошо. Я уверен.
Он был сыт, расслаблен и готов был любить весь мир сейчас.
Верещагина была жива и здорова. И, кажется, не очень-то его напрягала своим присутствием. Все больше молчит и слушает. К тому же готовит недурно, это опять плюс. Да и проблема ее решаема. Парень, что влез к ней в дом, был полным придурком. Мало того, что засветился в тот день, когда по его вине подняли шум во дворе. Так еще и сейчас никак не маскируется. Его вот опять же не добил. А почему? Да, почему?! Так уверен в своей безнаказанности, или тут что-то другое? Что-то еще, что никак не связано с Верещагиной и ее соседками…
Ладно, еще будет время поломать над этим голову. Сегодня ей и так досталось. Кстати, надо будет Кирюху привлечь, он помешан на детективных историях. Ни одного ментовского сериала не пропустит. Какое-то рациональное зерно должно быть извлечено из его пристрастий когда-нибудь или нет?!
Одно так точно уже имеется, подумал Степан, разглядывая исподтишка Верещагину, Если бы не воспылал Кирюха таким неподдельным интересом к Татьяне, кто знает, поехал бы он ее искать…