Осколки времени
Шрифт:
– Иллиор… Сакор…
Да как она смела теперь молиться, когда в зубах у неё застряло человечье мясо!
Откуда-то из тёмного угла донёсся мерзкий смешок.
Разат вышла в круг неестественного света.
– Рассказать, кого вы сегодня ели на завтрак, милочка?
– Нет! Пожалуйста… не надо.
Клиа отползла от лужи рвоты и встала, цепляясь за стол.
– Ты жива, ты сыта. Разве я не подавала тебе твои самые любимые блюда? Те, что были так желанны тебе? Желания, знаешь ли, мощная штука.
–
– А что мне ещё оставалось делать? Посылать Зеллу в Глубокую Гавань с базарной корзиной? Сама я питалась только их душами. Тела мне были без надобности. Но мотовство же до нужды доведет, не так ли?
Клиа стояла, вцепившись в край стола, пошатываясь и мучаясь тошнотой от этих её откровений.
– Мне просто до смерти хотелось отведать твоей жизни, Клиа, - сказала Разат, надвигаясь на неё. – На вкус это будет нечто! С эдаким-то замечательным душком. К слову, ты собираешься жить и дальше, узнав всё это?
– Ты предрешила мою судьбу, и ты это знаешь. И свою собственную, - процедила сквозь зубы Клиа. – Больше и крошки здесь в рот не возьму!
В ответ Разат весело рассмеялась. Маска её мигом вернулась на место, как тут и была.
– Ты слишком всё драматизируешь, Клиа. Тебя ничто не стоит обвести вокруг пальца. Взгляни-ка на наш чуланчик ещё раз.
Ноги и руки снова превратились в мясные окорока. Судя по всему, бараньи.
А на разделочной доске, где была голова Седжа, лежала освежеванная баранья голова.
– Ты должна простить мне мои небольшие шалости. Конечно, это теперь загадка. Которая из иллюзий реальна?
Разат отворила дверь кухни и выпустила Клиа в коридор, потом подхватила Клиа под руку и повела её наверх, в покои.
– Доброй ночи, милочка, - сказала Разат - ну просто сама доброта на сей раз. – Приятных сновидений.
Клиа вошла в покои, захлопнула дверь и застыла на месте, зажав ладонью рот и стараясь поскорее избавиться от всяких воспоминаний об этой проклятой кухне.
Так которая, всё же, была реальной?
Она подошла к постели и прилегла, ибо ничего лучшего придумать сейчас не могла.
Здесь тоже что-то изменилось, хоть Клиа и не сразу это уловила.
Занавески на окнах поблёкли и местами заметно истлели на солнце. Покрывала, на которых она лежала, были потертыми, простыни - в дырах. Ковёр с пола куда-то исчез, обнажив голый камень.
Это всё что, тоже иллюзия? – подумалось ей.
– Её, что же, наказывают этим убогим убранством?
Это, по меньшей мере, выглядело такой мелочной, такой жалкой местью.
Собираясь бежать, они с Микой собрали всё до единой вещички. И теперь от него тут не осталось даже следа, словно мальчик никогда здесь и не был. И впервые за всё то время, что она провела в заточении в этом аду, Клиа испытала подлинное одиночество. На какой-то миг она дала волю отчаянию, но потом села и утёрла глаза.
Одна она тут
Офицерскую бляху она не снимала с тех пор, как увидела в ней, словно в зеркале, истинный облик Разат. Расстегнув цепочку, она повертела горжет в руках: гладкая сторона, резная сторона, гладкая сторона, резная… Она провела пальцем по его изогнутым краям.
Разат же не смеет коснуться его. И если простая золотая вещица приносит ей столько страдания, то что станет с нею после золотого клинка?
Подойдя к окну, Клиа отворила его и принялась точить изогнутый внешний край золотой пластины о ребро каменного подоконника, словно о край бруска. Коли не подействует на Разат, она всегда сможет применить его для себя.
***
Серегил с Микамом вернулись через два дня после того, как Микам покинул лагерь. Они въехали туда верхом, когда солнце уже коснулось блестящей макушки Горы Эрали.
– Где ты был? – потребовал объяснений Алек, зашагав вместе с ними к шатру Теро.
– Мне уже гораздо лучше, спасибо, - Серегил приобнял его за плечи.
Нынче он повязал себе на голову новый зелёный шарф и, закрыв таким образом проплешины, смотрелся вполне неплохо.
– Есть тут какие новости? – поинтересовался Микам.
– Мика поправляется, и мы не сидели без дела.
Алек рассказал им о безуспешных поисках во дворце, и про то, что они обнаружили в Зикаре.
Когда они вошли, Теро сидел за своим письменным столиком, а Мика, облокотившись на крышку его, следил за тем, как учитель делает новый амулет.
Серегил вытащил золотую печать, которую для него сделала Гора, и положил её на стол перед Теро. Рядом положил замшевый свёрток с камнем.
– Ах, да, и вот это ещё.
Серегил отдал золотой плечевой браслет.
Теро распеленал чёрный опал и какое-то время сидел, молча уставившись на камень.
– Но как?!
– Мы же на острове. И единственный крупный город тут – Глубокая Гавань. Попытал я там счастья и – вуаля. Рабочий, который стащил печать, проглотил для сохранности камушек, а тот возьми, да прикончи его. Большую часть золотой розетки разделали на куски и оттащили в ломбард. Но один кусочек всё же сохранился, и я велел ювелирше добавить его в новую оправу. Думаю, это должно помочь.
– Да вы же просто сокровище! Оба!
– До всего этого дошёл Серегил. Я только землю копал, - скромно сказал Микам.
Мика потянулся, было, к камню, но Теро перехватил его руку.
– Осторожно, - предупредил он. – Это очень опасно. Принеси-ка мне, пожалуйста, средний ящик с инструментами.
Мика открыл один из больших сундуков, которые привёз с собой Теро, и возвратился назад, притащив что-то вроде рабочего сундучка.
Теро достал оттуда огромные клещи, осторожно взял ими камень и осмотрел его.