Осколки
Шрифт:
— Как же ты дальше? — пробормотал Антенор, который был уже не в силах разлепить веки. Локти его расползлись в стороны, и он ткнулся лбом в стол. Никодим, захваченный воспоминаниями, этого как будто не заметил.
— Как… Каком кверху. Как-то до Пелусия добрался. Там Аттал с флотом. Вовремя успел, они уже якоря выбирали. Ушли в Тир. Туда вскоре много наших подгребло. А дальше двинули морем в Карию.
В Карии находился брат Пердикки, Алкета. Аттал присоединился к нему. Эвмену они подчиниться отказались. Считали себя выше выскочки-кардийца. Аттал занялся пиратством, стремясь подмять под себя торговые пути в окрестностях Родоса. Островитянам это очень не понравилось, и они отправили против наглого македонянина флот под началом наварха Демарата.
— Вот он нам и вломил. Видать маловато я водицы в Ниле нахлебался. Снова едва не утоп. А как на берег выбрался, решил, что всё. Хватит с меня всех этих стратегов и сатрапов. Своим умом жить стану. Э, Антенор, да ты спишь что ли?
Венок из сельдерея оказался не слишком действенным, а египетский хек Антенор пить так и не стал. Головная боль не отпускала.
— На вот, выпей, — раздался уже знакомый женский голос.
На столе появился ещё один глиняный кувшин. Антенор скосил взгляд влево-вверх. Так и есть: возле стола стояла хозяйка.
— Пей, — повторила она властным голосом, — полегчает. А то на твою страдальческую рожу без слёз не взглянешь.
— Что это?
— Молоко. Помогает при похмелье.
Антенор послушно отпил из кувшина. Молоко оказалось козьим.
— Спасибо.
Женщина ничего не ответила и удалилась. Никодим, глядя ей вслед, цокнул языком.
— Ты вчера назвал её Мойрой, — вполголоса сказал Антенор.
— Ну да, Мойра и есть.
— Но она ведь египтянка?
— Ну да.
— Признаться, я не очень-то знался с египтянами, но ведь Мойра — не египетское имя. Это же…
— Судьба, — кивнул Никодим, — её так зовут. Месхенет. Судьба. Мойрой мы прозвали, нам так проще. Она не обижается.
— А её супруг…
— Хорминутер. Ты его тоже вчера видел. С гостем.
Последнее слово Никодим выделил голосом. Антенор не помнил, что вчера говорил об Аристомене, но на трезвую голову решил ничего не утаивать. Что-то подсказывало ему — этим он не навредит таинственному попутчику.
— Этот гость мне знаком. Вместе шли в Сидон. Он назвался Аристоменом.
— Зачем ты следил за ним? — прищурился Никодим.
«Я уже отвечал ему на этот вопрос», — подумал Антенор, — «хочет проверить, не начну ли переобуваться в прыжке?»
— Он меня заинтересовал. На постоялом дворе недалеко от Сидона какие-то люди устроили ему засаду, но он ускользнул. Необычный человек. Мне стало интересно.
— Ну допустим… — невозмутимо предположил Никодим, — но тебе что, заняться больше нечем? Другой человек просто пошёл бы по своим делам, а ты принялся следить…
— Ты прав. И заняться мне нечем, да и страсть имею ко всяким тайнам.
— Странно, что ты ещё жив, с такой-то страстью.
Антенор усмехнулся, но ничего не ответил. Больше Никодим об Аристомене его не расспрашивал. Оба замолчали. Гость время от времени отщипывал от тонкой лепёшки маленькие кусочки, зачем-то сминал пальцами в шарик и отправлял в рот. Очень неторопливо, не обращая внимания на недовольно урчавший живот. Гостеприимец некоторое время взирал на это убийство времени отстранённо, но потом всё же поинтересовался:
— Что-то ты плохо ешь.
— Погано быть нахлебником, — буркнул Антенор.
Никодим еле заметно кивнул.
— Чем думаешь заниматься?
Антенор медленно покачал головой.
— Не знаю. Чем я только за минувший год не занимался. Может, к купцу какому попрошусь. Приказчиком или что-то навроде того. Пишу и читаю на двух языках. Изъясниться на четырёх могу. На абаке считать умею.
— Кто ж тебя возьмёт, без рекомендаций? Да и раба толкового дешевле содержать.
— Да хоть в конюхи снова. Или вышибалой. В Тарсе довелось сторожить один кабак.
Никодим фыркнул.
— Вышибалой? В Тарсе? Видать мелковат там народишко.
— Не веришь?
Никодим не ответил, но красноречиво повёл плечами и напряг мощный бицепс.
— А зря, — сказал Антенор, — Эвмена тоже считали обычным крючкотвором с вощёной табличкой.
— Одно дело выигрывать сражения, — возразил Никодим, — другое — голыми руками шеи сворачивать.
— Не слышал, как Эвмен убил Неоптолема в поединке?
— Ну почему, слышал. Удача — та ещё блудливая девка. Просто повезло. Да и в руке у него кое-что было.
— Может и так. Но, говорят, царь Филипп приметил его вовсе не за грамотность. Приглянулось ему, как Эвмен кое-кому кости ломал на состязаниях юношей.
— О таком не слышал, но что ты на кардийца-то всё киваешь? А за себя что скажешь? Меня выкинешь, коли я тут буянить начну?
Антенор хмыкнул.
— Тебя нет. Ты вон какой бычина.
Никодим заулыбался было, но потом скривил губы и отвёл взгляд. В зале появился Хорминутер. Антенор видел, как он кивком головы поприветствовал Никодима.
— Так ты сам вышибалой тут служишь? — спросил Антенор.
Никодим ответил не сразу, задумчиво покусал губу, поглядывая куда-то мимо гостя.
— Как Аттала родосцы побили, и, стало быть, меня заодно, я до берега доплыл. Добрался до Фаселиды. Там свёл знакомство с кое-какими людьми… интересными.
— Из пахарей моря? — предположил Антенор, — тех, что жнут, не сея…
— Ибо море есть поле надежды, — закончил его речь Никодим. — Ну как-то так. Хотя в море я надолго не задержался. Не очень-то люблю его. Занесло меня сюда. Который год тут, в Сидоне, обретаюсь. Корни пустил, можно сказать. Город большой, народу много. Есть где развернуться предприимчивым людям. Я как-то даже и не ожидал в себе такой жилки.