Осколки
Шрифт:
Над волнами, взрезаемыми тараном, летела навстречу «Беллерофонту» обнажённая золотокожая океанида.
— Приготовиться, — отдал приказал Менелай, — подтаскивай жаровни.
Воины начали вращать вороты стреломётов. Заскрипели от натуги волосяные торсионы и тетивы эвтитонов, запели песню смерти.
— Готовы!
— Ждать! — приказал Менелай, — будем бить наверняка. Сколько до них?
На море его почему-то всегда подводили глаза. Ошибался с расстояниями.
— Три плетра![89] — крикнул проревс.
Менелай кивнул. Этот моряк бывалый, можно верить.
Палинтонов, мечущих навесом каменные ядра, ни у Менелая, ни у его врагов не было. Хлопотно это, попасть из такой машины по цели, которая движется, когда вдобавок саму машину качает. Потому только стрелы. Но особые. У наконечников намотана пакля, обмазана смолой или нафтой, «кровью Геба», как называли её египтяне. Они страсть как любили избивать врага на расстоянии. И лучше всего с огоньком. Отличные лучники. Только персы с ними сравнятся. Но персы не воевали на море, сразу отдав эту честь покорённым финикийцам. А те предпочитали манёвренный бой. Выстраивали корабли в две или три линии со смещением на полпозиции, чтобы затруднить противнику проход в тыл, и атаковали, стараясь, по возможности, проходом вдоль борта сломать чужие весла. Свои, естественно, втягивали. При удаче разворачивались и таранили частично или полностью обездвиженный корабль. Враг, разумеется, не ждал, когда ему переломают весла и для успеха сего предприятия атака должна быть массированной. Успеет противник среагировать на один корабль, так может быть не успеет на другой.
— Двадцать локтей!
Вот ещё чуть-чуть. Ещё немного, и…
— Левый борт, втянуть вёсла! — закричал Менелай.
Эту же команду отдал Феодот и келевсты обоих кораблей. Менелай правой рукой обнял переднюю наклонную мачту и поднял повыше щит.
Вот сейчас…
Удар!
«Каллиройя» и «Беллерофонт» встретились левыми скулами-эпотидами и на египетской эннере балка оказалась прочнее, а на родосской гексере её вырвало «с мясом».
Проемболлон[90] «океаниды» вломился в открытую галерею гребцов «Трезубца», убив нескольких из них. Менелай заорал, срывая голос:
— Бей!
Он метнул дротик, немедленно выдернув из стоявшей рядом с мачтой корзины ещё один. Примеру наварха последовали все его воины, обрушив на врага ливень из стрел и дротиков, но люди Феодота ответили тем же и даже с большим успехом. «Беллерофонт»[91] был вооружён четырьмя эвтитонами. В полной мере имя своё оправдывал.
Носовая мачта «Беллерофонта» сломалась и акатион, захлопав, затрепетав, накрыл нос эннеры Лагида. Оказавшись под парусом, несколько бойцов запутались в нём. Люди Феодота забросали их дротиками безнаказанно. Сам Менелай сумел выбраться и еле успел подставить щит под удар чужого топора. Какой-то шустрый малый первым сумел перепрыгнуть на борт эннеры. Каков молодец, оказался бы сейчас в Олимпии, всех бы разом побил в прыжках в длину даже без грузил в руках.
— Н-на! — длинный выпад Менелая из-под щита прервал удачу несостоявшегося олимпионика.
— Вперёд! — кричал Феодот, — бей ублюдков!
— Бей-убивай! — орали карийцы и родосцы.
Над бухтой стоял такой шум, какого ни один птичий базар не смог бы породить. Треск дерева, крики.
Несколько триер и пентер на флангах отработали удачнее флагманов и их жертвы, получив по шесть локтей бронзы в брюхо уже неторопливо тонули, удивлённо косясь друг на друга намалёванными на носах глазами.
— Ниже! Целься ниже, по кожам! — кричал Менелай двум воинам, ворочавшим эвтитон.
Один из них поднёс фитиль к пакле.
— Бей!
Резкий выдох, глухой удар. Плечи станкового лука врезались в набитые шерстью подушки, а дымящаяся стрела унеслась прочь. Она скрылась в чреве «Беллерофонта», пробив паррарумату. Эти экраны, прикрывавшие галереи гребцов, на большинстве боевых кораблей сделаны не из дерева. Это просто натянутые кожи. Они спасают от солнца, дождя и брызг, но против снаряда из тяжёлого стреломёта бессильны.
Что там внутри смогла натворить зажжённая стрела размером с хороший дротик, Менелай не видел. Стало не до того. Родосцы перебросили на борт «Каллиройи» лестницы и доски и на катастроме «океаниды» стало очень жарко и тесно. Вдобавок к правому борту «Беллерофонта» пристала другая родосская триера и на флагман стало прибывать подкрепление.
Египетские эпибаты стали уступать противнику числом. Наварх отчаянно рубился и пятился к корме. Гребцы с обоих кораблей высыпали на катастрому, и вступили в драку вместе с воинами. Команда «Каллиройи» сражалась в одиночестве. Все, кто мог бы прийти на помощь, уже сцепились с противником, неуклюже пытались развернуться, чтобы уйти от удара или нанести свой.
— Все сдохнем тут…
— Кто обосрался?! — рявкнул Менелай, сбив щитом с ног очередного излишне борзого родосского эпибата, — язык свой сожри!
— Смотрите, смотрите! Достали мы его!
«Беллерофонт» задымился. Стало быть, и верно, стрела с хорошо просмолённой паклей дел натворила. А скорее всего не одна она была, просто наварх другие не видел. Сердце его бешено колотилось, отсчитывая мгновения. Сколько их утекло в вечность? Вокруг всё в тумане. Нет, не в тумане — в дыму! Горит! Он горит!
Изнутри галереи вверх взметнулся язык пламени. Мокрая паррарумата заниматься не спешила, но едкий чёрный дым обволакивал оба флагмана.
Менелай видел, как корчатся в тесном подпалубном пространстве несколько охваченных огнём фигур. Они страшно кричали, но помочь им уже никто не мог. Остальные гребцы, спасаясь, прыгали в воду. Родосцы ослабили напор, кинулись тушить пожар и «египтяне», улучив момент, смогли оттолкнуться баграми.
— Отходим! Скорее! — кричал Менелай.
Он зажимал рукой бок. По клеёному льну панциря расползалось бурое пятно.
— Отталкивайте!
Воины отталкивали и «Беллерофонт» и наварха, рвавшегося в бой, несмотря на рану. Телохранители чуть ли не насильно утащили его на икрию[92] ближе к кормчему, подальше от самого пекла.
Пространство между флагманами мало-помалу увеличивалось.
— Вёсла на воду! — рявкнул Менелай.
Услышали его, как видно, не все. Гребцов на левом борту осталось едва половина. Остальные или дрались, или уже толкались в очереди на ладью Харона.
— Есть ещё там кто живой?! Оглохли, сучьи дети?! Вёсла на воду!