Осколок белого бумеранга
Шрифт:
Четыре года, как один день. Из этих четырёх лет я не вспомню ни одного особенного дня. Единственное, что накопилось у меня за эти годы, это горы прочтённых книжек. Сотни, тысячи чужих историй интересных и скучных, романтических и циничных. Всё они переплетались, жили своей жизнью в моей голове, заслоняя собой серую действительность. Четыре года как четыре оборота огромного колеса, внутри которого монотонно крутятся ещё триста шестьдесят пять маленьких абсолютно одинаковых колёсиков. Такой жизнью можно жить очень долго, можно прожить так до конца, даже не подозревая, что можно по-другому. Вся эта другая активная,
Однажды, зимним вечером я как обычно прогуливался в сквере возле дома. Зима выдалась снежной, и было не так много прочищенных тропинок, по которым могла проехать моя коляска. С одной из таких узких тропинок меня стащило в сугроб. Я пытался крутить колёсами взад и вперёд, но мои усилия были тщетны. Был поздний вечер, вокруг не было ни души, и я рисковал замёрзнуть в двух шагах от своего подъезда. Почти завалившись на бок, нервно дёргая колёса и громко матерясь, я заметил, как сзади блеснул свет фар и протяжно свистнули тормоза. Где то рядом в снегу захрумкали быстрые шаги, и чьи – то крепкие руки схватили меня под мышки и вместе с коляской поставили на тропинку.
– Не падай, боец! – Вслед за звонким уверенным голосом передо мной появился широко улыбающийся краснолицый человек лет сорока. На нём была утеплённая джинсовая куртка и рыжая шапка с лисьим хвостом, болтающимся сзади. От незнакомца крепко пахло свежевыпитым, несмотря на то, что он был за рулём.
– Антон! – он стянул замшевую перчатку и протянул мне руку с большой золотой печаткой на среднем пальце.
– Саша, – я ответил на рукопожатие и ощутил твёрдую ладонь, крепко сжимающую мою руку.
– Как тебя угораздило? Где то участвовал? – спросил «лисий хвост», кивая на мои культи в зашитых снизу спортивных штанах.
– В горах, – я махнул рукой, показывая, что мне неприятен этот разговор.
– Да ладно ты не отмораживайся, я сам афганец, так, что мы свои люди. – Антон хлопнул меня по плечу. – Чё один бродишь, не скучно?
– Нет, я привык, – улыбнулся я в ответ на добродушную улыбку Антона.
– Э… ты завязывай, привык. Жизнь ещё не закончена. Давай к нам в ассоциацию. – Антон присел передо мной на корточки, протянул пачку «Мальборо», а когда я отказался, закурил сам.
– Мы в «Строяке» по четвергам собираемся. Наше время с шести до десяти вечера. У нас ребята с Чечни с Афгана, короче все, кто пороха нюхнул.
– И что Вы там делаете? – спросил я.
– За жизнь говорим, музыку слушаем, кино смотрим, выпиваем иногда, организационные вопросы решаем. Ты приходи, посмотришь, там тебя никто не съест. Всё веселее будет, новых друзей найдёшь, может и с работой подсобим.
– Я подумаю, – улыбнулся я.
– Чё тут думать, завтра четверг, вот и приходи. Тут ведь недалеко. Придёшь, а то я могу подвезти.
Мне нравились добродушие и напор этого весёлого человека, внезапно появившегося в ночи, и я пообещал, что приду. Не обращая внимание на мой активный протест, он докатил мою коляску до подъезда, помог подняться на крыльцо и, попрощавшись, побежал к машине. Я смотрел вслед болтающемуся рыжему хвосту и мысль о том, что я всё-таки не один согревала меня изнутри лучше любого алкоголя.
6
У крыльца дворца культуры «Строитель» в простонародье называемого «Строяком» не было пандуса. Я минут двадцать растерянно катался вдоль длинных ступеней, объезжал вокруг квадратную серую коробку дворца, соображая как преодолеть этот подъём. Наконец поняв, что задача для меня невыполнима, уже собирался возвращаться домой, но компания из трёх человек, заметив меня, притормозила у крыльца.
– Ты не в Ассоциацию, браток? – спросил один.
– Да, хотел…подняться не могу.
Парни дружно подхватили меня вместе с коляской, подняли на крыльцо, и, преодолев двойные массивные двери, затащили в фойе.
– Это с нами, новый член Ассоциации, сказал один, показывая небольшую карточку пожилой вахтёрше. Двое других парней предъявили ей такие же карточки.
– А его пропуск? – сказала женщина, нестрого, а больше для соблюдения формальности.
– Антону скажем, он выпишет, – ответил за меня один из парней, самый приземистый из всей троицы, тот, который первым окликнул меня на улице. Они покатили мою коляску вдоль длинного пустого фойе.
– Спасибо мужики, дальше я сам, – сказал я своим случайным помощникам.
– Куда сам, – приземистый продолжал быстро катить коляску, держась за спинку. – Нам на второй этаж, там ещё два пролёта.
– Ты как о нас узнал? – расспрашивал он меня на ходу.
– Антон пригласил, – ответил я.
– Тяжело так одному ходить, ты бы попросил, что ли кого… А если бы нас не встретил, что тогда? – кряхтел приземистый вместе с друзьями поднимая меня по очередной лестнице.
– Да я уже привык один. Дома с крыльца и на крыльцо поднимаюсь, там один пролёт до лифта. Но там хотя бы перила есть, а здесь…
– Длинный вон тоже один приходит, тот как-то поднимается. – Сказал один из парней.
– Длинный другое дело, это десантура. – Сказал приземистый, а потом, как бы оправдываясь, чтобы сгладить неловкость улыбнулся, повернувшись ко мне.
– Ты же не десантура?
– Нет ответил я – улыбкой показывая, что меня это нисколько не задевает.
– Ну вот, познакомишься с ним, он тебе покажет. Вы ещё на небоскрёбы с ним подниматься будете.
Я не совсем понимал, кто такой Длинный и зачем мне его навыки, тем более, что небоскребов, выше девятиэтажного дома в нашем городишке не было.
Тем временем мы заходили в большой прямоугольный холл, по размерам точно такой же, как на первом этаже. Здесь было шумно. По центру зала располагалось три биллиардных стола, вокруг которых ходили парни с киями, попеременно звонко щёлкая по шарам. Рядом со столами, а так же по периметру зала стояли скрепленные секциями по пять штук откидные стулья, на которых сидели парни, кто с дымящейся сигаретой, кто с банкой пива. кто-то громко комментировал игру, кто-то, склонившись к товарищу, рассказывал байку или анекдот. Некоторые парни просто стояли кучками, то тут, то там и тоже весело беседовали. Над залом стояло плотное облако дыма. В бильярд играли двое на двое, поэтому большое количество людей с киями походило на дружину с копьями. В зале было прохладно из-за открытых настежь окон, поэтому парни были как есть в расстёгнутых дублёнках и пуховиках, в заломленных на затылок меховых и вязанных шапках.