Осколок
Шрифт:
Пошел второй месяц, за ним третий, замаячил четвёртый уже, а без морфия спать не мог Василий. Да что там - спать!?
– встать на ноги не мог, сядет, бывало, с трудом на кровати и тут же валится на бок.
Держать в больнице четыре месяца больного и так ничего не вылечить? Разве можно?
Понятно, что речь уже шла о пожизненной инвалидности, и совершенно отчётливо Василию во сне его покачал головой белый лев...
Петро, когда бывал в Магадане, обязательно заскакивал проведать, а однажды принёс свежий номер газеты «Советская Колыма» со статьёй про подвиг спасших Василия
А однажды тихонько открылась дверь палаты и просунулась в узкую щель голова. И сказала это просунувшаяся голова: «Кто здесь будет Бублей Василий Михайлович?»
– Я здесь буду, - отозвался Василий.
Тогда вслед за головой показался и весь посетитель с огромным свёртком в руках.
И сказал Василю,
что это он его бензовоз задком долбанул.
И просил простить, что долбанул.
И денег предлагал дать,
сколько будет Василию нужно,
и упал на колени
и заплакал, как дитя плачет,
всхлипывая горько.
Простил Василий «лихача» и никаких денег не взял.
Уже после ухода посетителя Василий обнаружил на прикроватной тумбочке свёрток, что тот принёс.
А было в свёртке: 1) икра красная, которую Василий чуть ни насильно затем раздавал всем, 2) два варёных краба, которых ели всей палатой два дня, 3) три пачки папирос, которые Василий курящим отдал, 4) два балыковых полена, которые...
Впрочем, здесь мы прерываем повествование, потому что совершенно неожиданно нагрянула в больницу - ух!
– серьёзная проверка аж из самой, из Москвы.
53-й, Как из Бубл 'e я получился Б 'y блий
Скорбный 1953-й год пришёл буднично и незаметно, как и все другие предыдущие и последующие. Но ознаменовался он событиями далеко не ординарными, а очень даже заметными.
Отец народов и Великий кормчий, во-первых, приказал долго жить, а сам отправился в тот путь, который никому не миновать, под неутешные стенания преданного и проданного им народа. Во-вторых, по сему знаменательному поводу случилась вдруг амнистия, по которой из тюрем и лагерей по всей Руси Великой вышли и невиновные, и виновные в малости, и лютые сволочи-подонки, и политические гонимые, короче, все, кто подпадал под указ по какому-то пункту.
В-третьих, самое главное, Василий под пункты амнистии подпал и, следовательно, с нетерпение ждал долгожданной воли.
Вот она и воля, наконец. Дождался! Всё перенёс, всё вытерпел, всё переборол!
Документы оформлены, паёк выписан и получен в полном объёме. (По
Последний, самый главный, самый вожделенный, документ осталось получить - паспорт гражданина Союза Советских Социалистических Республик. Серпастый, молоткастый... Вольного человека паспорт, а не справку, не бумажку подозрительную.
Мелкой побежкой направился Василий к потемневшему под непогодами одноэтажному бараку, сложенному из серебристой лиственницы.
Зашёл, доложился по форме, еле сдерживая приступы счастья, рвущегося наружу так, что дыхание перехватывало и заставляло лупиться уже свободное сердце. Подал собранные документы, проверил по карманам - не забыл ли чего. Убедился, что не забыл и в радостном предвкушении стал ждать.
Юный лейтенант, вернее сказать, лейтенантик Пустоватов, изо всех сил стараясь придать необычайную значимость своим действиям, долго ковырялся в бумагах, сверял, сличал, прочитывал, шевеля от усердия губами, сверял снова, строго и даже грозно посматривал на горящего нетерпением подателя. Впрочем, значимый, грозный вид получался не очень - исполненный насморка нос лейтенанта предательски хлюпал, румяные щёки выдавали молодость лет, и носовой платок в руке с меткой, вышитой хлопотливой мамой, дополнял картину.
Наконец, юноша с видимой неохотой вынул из картонной коробки бланк и начал заполнять.
– Так, Жених, значит... Жених. Иди-ка ты, Жених, погуляй, покури. Зайдёшь через час.
– Так, что мне гулять? Я не курю, товарищ лейтенант. Подожду здесь.
На румяные пухленькие щёчки лейтенанта неожиданно бросилась краска, и лютая злоба зажглась во взоре.
– Какой я тебе товарищ, бандюга недорезанная!? Тебе тамбовский волк товарищ, мразь! Пошёл вон! Гадюка. Сказано тебе, час погулять, значит будешь гулять, понял?
Рухнуло всё внутри у Василия, и внезапный жар поднялся к голове.
– Понял, гражданин начальник... Извините, это я от болезни... С головой у меня плохо... Разрешите идти?
– пробормотал Василий в полном смятении.
Приступ гнева отпустил лейтенанта так же внезапно, как обрушился.
– Ладно, иди. Через час придёшь, - лейтенант смачно высморкался в мамин платок и снова взял документы в руки.
Не ожидая больше ничего хорошего, Василий по-военному повернулся и вышел.
У входных дверей на улице сел на корточки, рядом утвердил котомку и начал ждать. Часы в лагерном быту вещь запрещённая, а потому, чтобы ориентироваться во времени, Василий считал удары сердца.
Входили иногда и выходили военные люди. Каждый раз он поднимался, снимал шапку и садился снова. Несколько раз сбивался со счёта, но не сильно. Когда досчитал до четырёх тысяч, решил, что надо ещё немного подождать и поднялся с корточек на четыре тысячи пятьсот.
В кабинете никого не было, и Василий столбиком встал у двери, ожидая лейтенанта.