Основы истинной науки - Книга 1-я БОГЪ не опровержимъ наукой. И. А. Карышев
Шрифт:
На первую ступень он ставит математику с её тремя разветвлениями: наукой чисел, геометрией и механикой; на вторую - астрономию; на третью - физику с её пятью отделами, на четвёртую - химию, на пятую - биологию и на шестую - социологию. Социальные науки он ставил главною целью всех знаний и все остальные науки доводил только до той степени совершенства, чтобы они приносили, по возможности, большую пользу развитию социальных наук, искусству и промышленности.
Атеизм в науках он отвергал с некоторой едкостью и говорил, что гипотеза преднамеренности в творении гораздо вероятнее, чем гипотеза слепого механизма. Но догадка, обоснованная на аналогии, не казалось ему достаточной опорой, на которой бы могла покоиться теория в период зрелости человеческого разума. Он считал недоступным для нас всякое реальное знание относительно начал мира, а исследование об этом - превосходящим все пределы наших умственных способностей. Но допускал, что «если вселенная имела начало, то, по самим условиям случая, оно было сверхъестественным в том смысле, что законы природы не могут дать ответа касательно своего собственного происхождения».
Далее Конт «утверждает, что внутри существующего строя вселенной или, лучше сказать, той её части, которая известна нам, непосредственно определяющая причина каждого явления - всегда естественна, а не сверхъестественна. С этим, однако ж, вполне примиримо верование, что вселенная создана и сознательно управляется Разумом,
При дальнейшем развитии своей мысли, Конт находит необходимым «к шести основным наукам своего первоначального ряда прибавить ещё седьмую под именем Науки Нравственности; она образует самую высшую ступень лестницы непосредственно вслед за социологией. При этом он замечает, что её с большей основательностью можно назвать антропологией, так как эта наука об индивидуальной природе человека, если её понимать правильно, гораздо более специальна и сложна, нежели самая социология. Ибо тут должно принимать в соображение различия в организации и темпераменте и la reaction cerebrale des visceres vegetatifs, влияния которых, далеко ещё не вполне понятые, в высшей степени важны в индивиде, между тем как в теории об обществе могут быть оставлены без внимания, по той причине, что, разнообразясь у различных лиц, они в громадной пропорции нейтрализуют друг друга. Такое замечание достойно лучших дней деятельности Конта. Наука же, понимаемая таким образом, служит, как говорит он, истинно-научным основанием для житейского искусства, а следовательно, ставит жизнь - как философски, так и дидактически - в надлежащую связь с наукой». (Милль, стр. 169).
Логика и ум Огюста Конта не останавливаются даже на этом. Он видит и знает, что надо идти дальше - туда, куда влечёт его сила выводов и заключений. Он сводит всю свою философию на религию. При этом, конечно, слово «религия» не может быть понято в обыкновенном смысле. Он и при этом нисколько не изменяет своего чисто-отрицательного отношения, в котором всегда находился к теологии: в его религии нет Бога.
Огюст Конт дошёл путём мышления до того, что для пользы самого человека должно существовать такое воззрение или убеждение, которое бы присваивало себе власть над жизнью человека в её целости; необходимо верование, или даже ряд верований, разумно усвоенных, относительно назначения человека и его долга, - верований, которым, по внутреннему признанию самого верующего, должны подчиняться все его действия. Сверх того, нужно существование чувства, которое было бы связано с таким верованием или могло бы быть им вызвано, - чувства, достаточно сильного, чтоб на деле доставить ему власть над действиями человека, которой оно требует себе в теории. Очень важно (однако ж не абсолютно необходимо), чтобы это чувство было сосредоточено на каком-либо конкретном объекте, если возможно, действительно существующем, хотя во всех более важных случаях представляющемся только идеально. Такой объект верующий находит в теизме и христианстве; но это условие может быть выполнено, хотя и не в такой степени, другим объектом. Ведь говорили же, что тот, кто верует в «бесконечную природу долга», есть человек религиозный, даже если он не верит ни во что другое. Конт верит в то, что разумеют под бесконечной природой долга, но обязанности, вытекающие отсюда, также как и все чувства преданности, он относит к конкретному предмету, в одно и то же время идеальному и действительному. Этот предмет - род человеческий, понимаемый как непрерывное целое, включающее в себе прошедшее, настоящее и будущее. Это великое коллективное существо, это «Grand Etre», как называет его Конт, - несмотря на то, что чувства, какие оно может возбудить, по необходимости весьма отличны от тех, которые стремятся к существу идеально-совершенному, - это «Grand Etre» имеет для нас (на чём он особенно сильно настаивает) то отличительное свойство, что оно действительно нуждается в наших умах, чего нельзя сказать относительно существа всемогущего в настоящем значении слова. При этом Конт говорит, что если и допустить существование Верховного промысла (он одинаково далёк как от того, чтоб отрицать, так и от того, чтоб утверждать это), то и тогда, самое лучшее и даже единственное средство достойно поклоняться и служить ему должно состоять в стремлении сделать возможно больше с нашей стороны в деле любви и служения другому Великому Существу, провидение которого - хотя и менее верховное - даровало нам все блага, какими мы обязаны трудам и усилиям предшествовавших поколений». (Милль, стр. 121 - 122).
Этот «Контовский» «Grand Etre» должен включать в себя не только всех, кого мы уважаем, но и всякое чувствующее существо, которому мы обязаны услугами и которое имеет право на нашу привязанность. Конт, таким образом, вводит в этот идеальный объект, назначение которого - быть законом нашей жизни, не одних только людей, но в известной степени и их скромных помощников - те породы животных, которые являются в настоящем обществе рядом с человеком, привязываются к нему и охотно разделяют его труды, как, например, благородная собака, отдающая жизнь свою за её друга и благодетеля, - человека. Строгое понятие, какое он всегда обнаруживал о достоинстве низших животных и об обязанностях человека в отношении к ним, составляем одну из тончайших черт его характера». (Милль, стр. 124).
Так как благо человечества есть высший критерий справедливого и несправедливого, ибо нравственное развитие состоит в достижении возможно большего отвращения ко всякому поступку вредному для общего блага, то Конт заключает, что благо других есть единственное побуждение, на которое бы нам следовало опираться в своих действиях, - что нам нужно бы стараться умерщвлять все желания, которые имеют в виду нашу личность, отказывать им во всяком удовлетворении, коль скоро ото не составляет настоятельный физической потребности. Золотое нравственное правило в Контовой религии - жить для других, «vivre pour antres». Поступать так, как бы нам хотелось, чтоб поступали по отношению к нам, любить ближнего своего, как самого себя, - недостаточно для Конта: ему кажется, что это всё-таки имеет характер личных расчётов. Нам следовало бы стараться не любить себя вовсе. Мы не достигнем полного успеха в этом, не должны всё-таки стремиться подойти к цели возможно близко. По отношению к человечеству он ничем не хотел удовольствоваться кроме чувства, какое один из его любимых писателей, Фома Кемпийский, обращает к Богу: Amo te plus quam me, nec me nisi propter te. Воспитание и нравственная дисциплина должны иметь в виду одно: доставить альтруизму (слово Контова изобретения: от латинского alter, другой) преобладание над эгоизмом. Если бы этим говорилось, что эгоизм всегда обязан уступать хорошо понятым интересам широкого альтруизма, то никто из признающих какую-либо нравственность не возражал бы на такое предложение. Но Конт, опираясь на тот биологический факт, что органы укрепляются от упражнения и атрофируются от бездействия и будучи твёрдо убеждён в существовании отдельных мозговых органов для каждой из наших основных наклонностей, считает важной задачей жизни не только укреплять в нас социальные стремления постоянной практикой и направлением к тому всех наших действий, но и ослаблять, насколько возможно, личные страсти и склонности путём сдерживания их. Даже и ум, в своих операциях, должен подчиняться, как непременному условию господству нравственных чувств над рассудком». (Д.С. Милль, стр. 125 - 126.)
«Религии без культа быть не может. Под культом мы разумеем систематический ряд обрядов, имеющих целью развитие и поддержание религиозного чувства. Огюст Конт в настоящем случае всё-таки берёт на себя труд организовать внешние формы до мельчайших подробностей. Как относительно частной набожности, так и касательно общественных церемоний он создаёт для своей религии нечто равносильное тому, что существует в других.
Читатель изумится, когда узнает, что частная набожность состоит в молитве. Но молитва, как её понимает Конт, не значит - просьба: она есть простое излияние чувства. С этой целью призывается христианская мистика. С молитвой следует обращаться не к «Grand Etre», не к коллективному человечеству - хотя иногда Конт доводит метафору до того, что называет свой «Grand Etre» богиней. Чествования коллективного человечества отнесены к общественным обрядам; частное же поклонение должно быть обращаемо к нему в лице его достойных индивидуальных представителей. То могут быть люди живые или умершие, но во всяком случае женщины: потому что женщины, как sexe aimant, воплощают в себе самый лучший атрибут человеческой природы, атрибут, который должен регулировать всю нашу жизнь; с другой стороны, само человечество нет возможности символически представить иначе, как в виде женщины. Предметами частного поклонения служат мать, жена и дочь, в отдельности выражающие собой прошедшее, настоящее и будущее и вызывающие к деятельному проявлению три социальных чувства: почтение привязанность и доброту. Мы должны видеть в этих существах - живых или умерших - наших ангелов хранителей, «les vrais anges gardiens». Если два последних женских типа иногда не существуют для нас или же если, в частном случае, какой-либо из этих трёх типов оказывается неспособным к своему назначению, то их место может быть занято каким-нибудь другим видом женственности - хотя бы даже историческим. Жив ли или умер предмет боготворения, оно, сколько мы понимаем, должно относиться только к идее. Молитва состоит из двух частей: из воспоминания и сопровождающего его излияния чувств. Под воспоминанием Конт разумеет усилие памяти и воображения вызвать с возможно большей ясностью образ предмета. Всякие искусственные средства могут быть употреблены с целью сделать образ столь подходящим к настоящей галлюцинации сколько позволяет здоровое состояние рассудка. По достижении, насколько возможно, этой степени умственного направления, является излияние чувства. Каждый составляет для себя свой собственный образец молитвы, которую следует повторять не только в уме, но и устами, которую также можно дополнять или видоизменять - но в силу достаточного основания, а никак не произвольно. Молитва может быть перемешана отрывками из лучших поэтов, коль скоро эти отрывки представляются сами собой, как счастливое выражение для собственных чувств молящегося. Такого рода обряды Конт совершал в память своей Клотильды и предписывает соблюдение их всем истинным адептам его религии. Обряды должны занимать ежедневно два часа, разделённые на три части: при вставании, в средине рабочих часов и пред сном. Первая часть, совершаемая на коленях, будет обыкновенно самой продолжительной, а вторая самой краткой. Вечерняя же молитва должна быть доводима по возможности до того самого момента, когда сон сомкнёт наши глаза, - так чтоб её влияние могло отразиться на наших грёзах». (Милль, стр. 136 - 138.)
«Сверх того Контова религия имеет девять таинств. Они заключаются в торжественном освящении всех великих перемен в жизни человека. Освящение с приличным данному случаю увещанием совершается жрецами Человечества. Великие события для людей суть вступление в жизнь и последовательные переходы от одного состояния к другому - как например воспитание, женитьба, выбор профессии и т.д. Сюда относится также и смерть, которая носит имя превращения и на которую должно смотреть как на переход от объективного существования к субъективному, т.е. к жизни в памяти себе подобных. Не имея возможности обещать нам вечность объективного существования, Контова религия даёт нам всё, что она в силах дать: поддерживая в нас надежду на бессмертие субъективное, т.е. на существование в воспоминании и в посмертном почитании со стороны человечества вообще, если мы чем-нибудь заслужили это или хоть со стороны тех людей, которых мы любили при жизни. По смерти же этих людей мы найдём своё бессмертие в коллективном почитании, которое будут воздавать человечеству в совокупности, как единому «Grand Etre». Нужно приучить людей видеть в этом достаточное вознаграждение за то, что вся жизнь их была посвящена на служение человечеству. Семь лет спустя после смерти - совершается последнее таинство: жрецы произносят публичный суд о памяти умершего. Это имеет своею целью не осуждение, а почесть, и каждый, заявлением при жизни, может освободить себя от этого обряда. Если же над человеком произвели суд и он оказался достойным, то его торжественно сопричисляют к «Grand Etre», а останки его переносятся с гражданского места погребения на религиозное: «le bois sacre qui doit entourer chaque temple de l’Humanite!» (Милль, стр. 138, 139).
«Не довольствуясь созданием для своей религии молитв равносильных католическим “Pater” и “Ave”, Конт счёл необходимым изобрести также нечто соответствующее крестному знамению и выражается на этот счёт следующим образом: “Cette expansion peut etre perfectionee par des signes universels... Afin de mieux developper l’aptitude necessaire de la formule positiviste a representer toujours la condition humaine, il convient ordinairement de l’enoncer en touchant successivement les principaux organes que la theorie cerebrale assigne a ses trois elements” (Systeme de Politique Positive IV 100). Быть может, это и действительно самый лучший и удобный способ для выражения нашего благоговения пред “Grand Etre”; но если бы кому-либо случилось определить, какое действие может произвести подобная вещь на читателя, не посвящённого в эти тайны, тот, вероятно, счёл бы благоразумным держать это про себя до поры до времени, пока не наступит период значительно большого распространения положительной религии». (Милль, стр. 140).
Так шёл Огюст Конт долгим путём заблуждений и духовной слепоты, которые, однако, мало-помалу довели его до истины. Он умер на шестидесятом году своей жизни религиозным и набожным христианином, признав многие свои труды ложными.
Постараемся доказать, что не в науке и не в основном смысле её учения заключается причина того мировоззрения, которое выносят из неё люди, изучающие её. Все трудятся над одной и той же наукой, а в конечном результате оказывается, что одни утверждают, что они через свою науку сделались атеистами, другие -материалистами, а третьи - спиритуалистами.