Остановка
Шрифт:
– Ей нелегко в нашем разговоре пришлось.
– Но она... не отказывалась?
– Нет. Зачем? И как можно? Лена все документально восстановила.
– По документам? Какие же у нее документы?
Вот и подошел я с ее помощью к сути дела. Сказал про дату рождения, про фотографию, что Полина Антоновна сама отдала, и про другое фото, без нажима, но подробно описав, что на снимке было и кто.
Полина Антоновна слушала очень внимательно, даже оживившись, я бы сказал.
– Этот снимок, кстати, Лена тоже у вас взяла?
– рискнул я "пойти
– Про такой первый раз слышу.
Обмануть она не могла.
– Где же она его достала?..
Ответ был резонным:
– Спроси у нее.
Но Мазин почему-то избрал другой путь, я доверял ему.
– А Сергей? Он не мог дать?
– У Сергея я никогда такого фото не видела.
– Странно.
– Да какая разница... Снимок-то есть. И подтверждает.
– Конечно. Вам, я понимаю, это не особенно интересно.
Слукавил я, она говорила заинтересованно.
– Почему? Мне очень все это любопытно.
И тут я решился на ход конем, от которого ожидал результата в любом случае.
– Полина Антоновна! Не могли же вы не знать о Лене!
Опять она поколебалась, прежде чем ответить.
– Значит, если скажу, что не знала, не поверишь?
– Вам я верил всегда. С тех пор, как мальчишкой в этом доме появился.
– И правильно делал.
– А сейчас?
– И сейчас поверь. Не ждала я того, что Вадим мне сказал.
Вот таким оказался ответный ход. Вроде бы в мою пользу, но... Не к таким ответам и суждениям Полины Антоновны я привык. Всегда она всякой уклончивости избегала, а здесь я не мог не чувствовать, что не договорено в ответе нечто. Но что? Оставалось новые вопросы задавать, а мне почти стыдно уже стало, видел, что расстраиваю я старую женщину, которая и так измоталась.
– Вы ее признать не хотите?
– Лену?
– Ну да.
– Разве она государство иностранное, которое признают или не признают. Она или дочка, или...
Полина Антоновна не закончила.
– Вы сомневаетесь?
– Да не дают мне усомниться! Вот в чем беда. Все с доказательствами. И ты тоже.
– А Сергею вы не верите?
– Сергей мне ничего не говорил.
– Но есть дневник.
– Читала я и дневник.
– Там же ясно сказано, что он любил Наташу.
– И так же ясно, что она его не любила.
Я заставил себя улыбнуться.
– А характер ваш, тетя Поля, с годами не меняется.
– Не нравится? Упряма?
– спросила она, но не с вызовом, а скорее устало.
Я поднялся, прошелся по комнате, посмотрел из окна во двор, вспомнил, как спешил когда-то, перебегая пространство от подворотни до подъезда с книжками, засунутыми под ремень. Той же тропкой, вытоптанной в асфальте, ходили Михаил, Сергей, Наташа. Наверно, еще многие и после нас ходить будут, дом-то на века заложен. Свои проблемы возникнут, отношения. А пока еще наши живы, но пора им итог подводить.
– О таких вещах не всегда прямо пишут, черным по белому, даже для себя, - сказал я, возвращаясь к дневнику, и для пущей убедительности добавил: - Тем более что там страницы вырваны.
Сказал, не убежденный в прочности аргумента, и сомнение это заставило меня вернуться мысленно к общей тетрадке, которую листал дважды. Первый раз, разбирая бумаги, случайно наткнувшись на дневник, и вторично специально просматривая его, чтобы узнать о неожиданной для меня любви Сергея. Именно во второй раз обратил я внимание на вырванные страницы. Воспринял как данное и не задумался особенно. А вот теперь вдруг вошло в голову раздражающее сомнение: ведь при первом чтении страницы, кажется, были.
– Что ж, если и вырваны?
"Когда вырваны? Если мне не мерещится, и страницы в тот первый вечер были, значит, их вырвали в течение следующего дня, не позже. Дневник целый день находился в комнате Полины Антоновны. Она?.. Чушь! А больше некому. Или..."
– Полина Антоновна! Вы помните, когда к вам Вадим приходил в первый раз о квартире говорить?
– Ты вышел, а он и пришел.
"Точно, я увидел его в скверике. Он дожидался, пока я уйду, проверял по телефону, кто дома... Точно".
– Вы здесь с ним разговаривали? У себя?
– А где ж еще? Здесь.
"Ерунда. Занесло меня. При ней он не мог взять дневник, читать его, а тем более вырвать страницы. Ерунда".
– Зачем тебе это?
– Так, сам не знаю.
Она не поверила мне.
– У меня ничего не пропало. Что у меня брать?
Если человека заносит, то остановиться трудно.
– А у него была такая возможность?
Я делал неловкие усилия придать своим словам оттенок шутки, а она смотрела серьезно, и глаза ее в этот момент не выглядели потухшими.
– Соседка наша болеет, я к ней выходила.
– А он один оставался? Надолго?
– Задержалась я. Минут на сорок.
Сказано было определенно, будто и время засекалось.
"Сорок минут вполне достаточно. Но зачем?"
– А когда вы дневник смотрели? После его ухода?
– После.
Вопросы мои были настолько прямолинейны, что догадаться об их сути труда не составляло, и я ждал встречных вопросов. Но ничего такого не последовало. Полина Антоновна не проявила никакого интереса к моей версии исчезновения нескольких страниц из дневника Сергея. Можно даже сказать, пропустила мимо ушей. А между тем она всегда относилась к Вадиму отрицательно, больше того, не приняла прямых доказательств Сергеева отцовства, в квартиру пустить согласилась, а жить с внучкой не хочет...
– Вы что-то не договариваете, Полина Антоновна, - вырвалось у меня, и тут же мелькнуло: "Ну, сейчас она мне покажет!"
– А что бы ты хотел услышать?
– откликнулась она спокойно.
– Почему вы не верите, что Лена ваша внучка? Почему с ней жить не хотите?
Но нет, не с той Полиной Антоновной я говорил, что знал всегда.
– Как я могу не верить, если Наташа признала?
– А жить почему не хотите?
– Жить я не хочу с Вадимом. Это ведь он родство наше установил?