Останься со мной навсегда
Шрифт:
Посреди холла стояла худощавая миловидная блондинка средних лет, одетая в воздушное бледно-зеленое платье романтического покроя. Такое платье смотрелось бы превосходно на молодой девушке, потому что самим своим видом наводило на мысль о чем-то юном и свежем, на зрелой женщине оно выглядело несколько нелепо. Это он отметил про себя чисто машинально, потому что привык, может, в силу своей профессии, давать мысленную оценку внешнему виду женщин, и не только актрис.
Зеленые глаза незнакомки, обрамленные густо накрашенными ресницами, смотрели не отрываясь на него. Что-то в этом взгляде поразило его — поразило настолько, что на какое-то мгновение он замер
— Добрый вечер. Чем могу быть вам полезен? — осведомился он по-английски, входя в роль гостеприимного хозяина.
Женщина по-прежнему не сводила с него глаз. Теперь, когда он стоял близко к ней, ей пришлось задрать подбородок, чтобы смотреть на него, — она, казалось, задалась целью досконально изучить каждую черту его лица. Ему стало немного не по себе.
— Я могла поспорить, что ты меня не узнаешь, — с грустной улыбкой проговорила женщина, тряхнув белокурыми волосами.
Она обратилась к нему по-итальянски и на «ты».
— Если ты напомнишь мне, как тебя зовут и где мы с тобой встречались, я, быть может, узнаю тебя, — ответил он тоже по-итальянски, протягивая ей руку.
Женщина какое-то мгновение колебалась, прежде чем вложить в его руку свою. Похоже, она вдруг оробела… Сейчас ее манера держаться напоминала ему поведение юной девушки, пришедшей на свое первое свидание, и эта манера очень соответствовала стилю ее наряда, однако никак не вязалась с ее сильно накрашенным, далеко не юным, хотя все еще привлекательным лицом.
Хрупкая горячая рука женщины дрогнула в его руке, ее пальцы скользнули к его запястью… Он опустил глаза, недоуменно глядя на их сомкнутые руки.
— Прости, — прошептала она, резко отдергивая руку.
Он отступил на шаг.
— Будь добра, скажи мне, кто ты такая и почему ты решила, что я должен тебя знать. У меня сейчас нет настроения разгадывать загадки.
Он понял, что эти слова прозвучали невежливо и никак не вязались с его ролью гостеприимного хозяина. А раз уж он спустился к гостье, то был обязан достойно сыграть эту роль — он был каким угодно, только не грубияном, тем более никогда не грубил женщинам.
— Прости, — сказал он и улыбнулся незнакомке. — Я вовсе не хотел говорить тебе резкости.
Ее глаза внезапно наполнились слезами. Теперь до него дошло, что именно поразило его во взгляде гостьи: она смотрела на него так, словно они знакомы с незапамятных времен, словно провели вместе Бог знает сколько времени, чуть ли не целую жизнь. А еще в ее взгляде было… обожание! Это было просто непостижимо, потому что он никогда прежде не встречался с этой женщиной, а если и встречался, то очень давно, иначе он бы ее помнил. Но факт оставался фактом: она смотрела на него так, как девочка-подросток смотрит на своего любимого киноактера, когда просит у него автограф. Но ведь то девчонки, а этой женщине было на вид около сорока. И он, кстати, не был киноактером.
— Меня зовут Констанс Эммонс, — сказала наконец гостья. Она тоже отступила назад и нервно вертела в руках свою несколько старомодную, но несомненно очень дорогую сумочку из крокодиловой кожи. — Точнее, так меня звали тогда. Потом я вышла замуж и сменила фамилию… Но это не имеет значения. — Она некоторое время молчала. — Мы с тобой встречались двадцать пять лет назад, Габриэле. Ты тогда работал помощником сценариста и участвовал в написании диалогов для того фильма, за который мне присудили «Оскара».
Констанс Эммонс? Ее имя не вызвало у него никаких воспоминаний, так же, как и ее лицо… Хотя нет, имя Констанс Эммонс было
Он действительно был знаком с Констанс Эммонс… И достаточно близко. Констанс Эммонс, голливудская актриса, приехавшая в Рим на съемки, была той самой девушкой, с которой он проводил вечера, а иногда и ночи в те времена, когда работал над своим разнесчастным романом, — что, разумеется, ни в коей мере не помогало ему развивать свои творческие замыслы, а скорее наоборот. Сейчас он невольно улыбнулся, вспомнив, как утром они оба появлялись на студии, совершенно обалдевшие и заспанные, и режиссер, с укоризной поглядывая в его сторону, приказывал гримеру хорошенько поработать над лицом мисс Эммонс и ликвидировать на нем все последствия… А потом, через несколько месяцев после ее отъезда, он узнал, что ей присудили «Оскара» — и порадовался за нее в душе. Но почему-то он не позвонил ей тогда, чтобы поздравить с успехом, и даже не послал поздравительной телеграммы. Странно, потому что он всегда поздравлял своих друзей из мира кино с подобными событиями, тем более женщин. Эта привычка появилась у него с тех времен, когда он, будучи еще безвестным, вращался в среде знаменитостей. Он всегда радовался успехам других людей, а тогда в особенности — они укрепляли его веру в то, что он сам тоже когда-то прославится. Но с Констанс Эммонс он потерял всякую связь после того, как закончились съемки. Почему? Почему он не поздравил Констанс Эммонс с этим невероятным, головокружительным успехом? Ее, получившую «Оскара» в двадцать лет?..
Он не хотел лишний раз напоминать ей о себе, вот почему. Эта девушка слишком всерьез воспринимала то, что было между ними. Когда они расставались, он чувствовал себя виноватым перед ней, потому что не смог ответить на ее любовь.
— Теперь ты вспомнил? — тихо спросила она.
— Да, — коротко ответил он, потому что не знал, что к этому добавить.
Оба долго молчали. Если бы его мысли не были целиком и полностью поглощены Вероникой, а душа не изнывала от тревоги за нее, Габриэле, наверное, посчитал бы эту встречу с женщиной из своего прошлого любопытным эпизодом. Вообще что-то в облике этой женщины, теперешней Констанс Эммонс, — какой была прежняя Констанс Эммонс, с которой он встречался во времена своей юности, он просто не помнил, — возбуждало его любопытство. Она вся будто существовала вне времени. Взять хотя бы этот наряд, словно позаимствованный из гардероба юной героини какой-то романтической истории, или этот по-девичьи влюбленный взгляд… Он помнил, что Констанс Эммонс была влюблена в него, но ведь с тех пор прошло двадцать пять лет!
«Она просто растрогана встречей со своим прошлым», — решил он в конце концов и, стряхнув с себя оцепенение и легкую сонливость, — снотворное уже начинало действовать, — снова вошел в роль гостеприимного хозяина.
— Мне очень приятно, что ты не забыла меня и решила навестить двадцать пять лет спустя. Я должен извиниться перед тобой за то, что не узнал тебя сразу. Но у меня очень плохая память на лица — большой недостаток для человека, работающего в кино. Я с легкостью запоминаю события и даты, однако быстро забываю внешность людей, с которыми встречаюсь…