Останься со мной
Шрифт:
Тот вечер был особенно плох.
Дом был забит ее приятелями, такими же, как она, инфантилами под сорок. Наверное, дома каждого из них ждали свои дети, но им гораздо больше хотелось веселиться, чем вести взрослую, полную ответственности жизнь.
Я шла по коридору, вспоминая, что здесь творилось пять лет назад. На полу в гостиной лежал в отключке какой-то странный тип. Мама сидела на диване с бутылкой в руке, а мужик, которого я ни разу прежде не видела, уткнулся носом ей в шею, засунув руку промеж ее ног.
Тип на полу не шевелился.
Мама
Вот только тип на полу не шевелился уже час – и наконец-то кто-то забеспокоился.
Бог знает сколько времени он был мертв.
Взглянув на пол возле дивана, я поежилась. Я, словно это случилось только сейчас, видела, как тот мужик там лежал. Без рубашки. В грязных джинсах. Он валялся лицом вниз, неуклюже раскинув руки. Не успела я и глазом моргнуть, как гостей и след простыл и мы с мамой остались наедине с мертвым телом на полу у нас в гостиной. Приехала полиция. Удовольствие было то еще. Копы заполнили все бумаги, но из социальной службы так никто и не пришел. Никто не проверил, как я. Впрочем, удивляться здесь нечему.
После этого мама завязала. На несколько месяцев.
Эти несколько месяцев были прекрасны.
Покачав головой, я положила сумку на диван и отогнала от себя эти мысли. Затем вытащила из кармана заколку и скрутила волосы в небрежный пучок.
Мне не хотелось спать на диване, или подниматься в свою бывшую комнату, поэтому я, наконец, сдалась и сняла белье с кровати, стоявшей внизу, и сунула его в стиральную машину вместе с одеялом, которое нашлось в бельевом шкафу на втором этаже. Я с трудом справилась с желанием вычистить и матрас: меня остановило лишь то, что он выглядел относительно новым, не вонял и не был заляпан подозрительными пятнами.
Казалось, я должна была почувствовать усталость, но вместо этого на меня накатил прилив энергии. Я прибралась в маминой спальне, собрала все лишнее в черные мусорные мешки, которые нашла в кладовке, и выставила их на заднее крыльцо. Ни в ее высоком шкафу, ни в комоде, которые я раньше не проверяла, никакой одежды не нашлось, а в стенном шкафу валялись лишь несколько пар джинсов и свитеров. То, что валялось на полу, представляло собой совсем уже старье.
Вот и еще одно доказательство, что мама смоталась из города.
Я не знала, что об этом думать и как к этому относиться. Она обокрала меня и основательно подпортила мне жизнь. Она обокрала и других. А теперь находилась непонятно где и либо сходила с ума, либо напивалась до беспамятства, даже не понимая, что наделала.
Вытащив деньги из кармана, я насчитала тридцать баксов. Копы оставили мне еще двадцать. Сумма была слишком большой – скорее всего, это было связано с сочувственным отношением ко мне, а не с качеством моего обслуживания. И все же получить пятьдесят баксов чаевых за первую смену было неплохо. Я положила деньги в кошелек и унесла сумку в спальню на первом этаже.
Устало вздохнув, я застелила постель и разложила вещи, которые привезла с собой. Затем быстро приняла душ и высушила волосы в ванной, которую мама раньше называла «уютной». Уютной она была исключительно потому, что, вытянув руки и ноги, можно было коснуться одновременно и раковины, и ванны, и унитаза.
Когда я уже собиралась вернуться в спальню, мое внимание привлекло запотевшее зеркало. Не знаю, что меня подтолкнуло – я уже много лет даже не задумывалась об этом, – но я наклонилась к нему и провела по ладонью по стеклу, очищая его.
Может, всему виной был стресс. Может, слова того парня, Мака. Может, даже Джекс с его поцелуем. Да, скорее всего, дело было в поцелуе, но это не имело значения, ведь я уже делала то, что делала.
Я всегда избегала смотреть на себя в зеркало, особенно сразу после трагедии и множества пересадок кожи. Так и есть – я годами не разглядывала свое тело. Я просто не позволяла себе этого делать.
Прикусив губу, я заставила себя по-настоящему посмотреть в зеркало, а не бросить на него быстрый взгляд. Дыхание у меня перехватило.
С ключицами все было в порядке, они выглядели на все сто. У меня был красивый оттенок кожи, который идеально подходил для нанесения косметики. Зона декольте тоже не вызывала проблем. Потом я опустила взгляд ниже.
Там все напоминало сумасшедшую картину Пикассо.
Левую сторону пересекал такой же шрам, как на лице. Он рассекал грудь, проходил по ареоле и едва не касался соска. Мне повезло. С одним соском мне жилось бы несладко. Не то чтобы кто-то видел хоть один из моих сосков, но все же мне не хотелось думать о себе как о девушке с одним соском. Другая грудь была в порядке. Обе груди были, на мой взгляд, вполне приличного размера, но кожа между ними отличалась по цвету от остальной и была немного светлее. Ожоги второй степени. Шрамы от них вызывали лишь изменение пигментации. Но вот на животе…
Мой живот напоминал старый диван с кучей разно-цветных заплаток. Правда. Ожоги третьей степени – это не шутка. Даже не сомневайтесь.
Некоторые лоскуты были светлыми, другие – цвета увядшей розы. Кожа на ощупь гладкая, но края раны выступали. Я видела это в зеркале. Издалека это можно было принять за родимое пятно, но затем я повернулась и посмотрела на спину. От попы до лопаток она была изрезана так же, как живот, но шрамы были более заметны. Грубые, темные, почти коричневые, они рассекали кожу, которая кое-где казалась смятой.
На спину кожу не пересаживали.
К тому времени папы уже не было рядом. Он ушел, растворился в мире, где не было тоски и печали. Окончив школу, я с помощью Клайда смогла его разыскать.
Он снова женился.
Он жил во Флориде.
У него не было детей.
Позвонив ему всего один раз, я выяснила, что восстанавливать связь со мной он не намерен.
Так, когда дело дошло до пересадок кожи мне на спину, отца уже в нашей жизни не было, а мама… Что ж, подозреваю, она просто забыла о визитах к врачу или наплевала на них.