Останься со мной
Шрифт:
В глазах щипало. Я с трудом моргнула. Ничего хуже боли от ожогов я в своей жизни не чувствовала – по крайней мере физически. Я была еще совсем мала, но после трагедии не раз молила о смерти. Теперь шрамы не болели. Они просто дерьмово выглядели.
Я закрыла глаза и отвернулась от зеркала, но собственное отражение все еще стояло у меня перед глазами. Ничего хорошего в этом не было. Но могло быть и хуже. Лежа в ожоговом отделении, я видела случаи совсем страшные. Маленькие дети, которые играли с огнем. Взрослые, которые горели в машинах. Кожа буквально плавилась. А еще были люди – дети, – которые не выжили, уничтоженные огнем или задохнувшиеся в дыму. Так что я знала, что могло быть и хуже, но что бы я ни делала, как бы далеко ни уезжала и как долго ни отгоняла от себя эти мысли, та ночь, когда случился пожар, искалечила меня, оставила на мне шрамы, физические и душевные.
Она искалечила и маму.
Поцелуй.
Я до крови прикусила губу.
Глупо было целоваться. Глупо было влюбляться в Брендона. Но целовать Джекса Джонсона было еще глупее. Все это было очень глупо.
Я быстро отошла от зеркала и надела хлопковые шортики и футболку с длинным рукавом. Почему-то в этом доме в любой сезон было очень холодно, а ночью становилось гораздо холоднее, так что я натянула еще и гольфы, чтобы не мерзли ноги.
В животе заурчало, и я пошла на кухню, но нашла там лишь коробку соленых крекеров. Я взяла ее, надеясь, что крекеры не засохли окончательно, и пообещала себе, что, в каком бы состоянии ни была моя машина, я пойду в магазин и хотя бы часть из заработанных пятидесяти долларов потрачу на еду.
Прихватив с собой еще и остатки чая, заваренного накануне, я отправилась обратно в спальню, но тут в дверь постучали. Я замерла на месте.
Бросив пачку крекера на диван, я повернулась к висящим на стене часам. Если они показывали правильное время, был уже почти час ночи. Какого черта?
Не шевелясь, я поморщилась, когда стук раздался снова. Не на шутку встревоженная, я повернулась и вышла в короткий и узкий коридор. Там я встала на цыпочки и посмотрела в глазок.
И нахмурилась.
Такое впечатление, что на крыльце никого не было. Прижав руки к двери, я присмотрелась получше. Никого.
– Какого черта? – пробормотала я.
Опасаясь, что схожу с ума, я отомкнула замок и приоткрыла дверь. И сразу же поняла свою ошибку. На крыльце все же кое-кто был. Сидевший на ступеньке человек тотчас вскочил, и сердце мое ушло в пятки.
Рассмотреть ночного гостя в тусклом свете было непросто, но он мне сразу не понравился. Он был высокий и очень тощий, его светлые волосы до плеч свисали сальными прядями. На вытянутом лице темнели потрескавшиеся губы. Фу. Мне даже не хотелось видеть остальное. Я отпрянула, схватилась за ручку и почти успела захлопнуть дверь, но он остановил ее своей крупной рукой.
– Мне нужна Мона, – произнес он сухим и хриплым голосом.
– Ее з-здесь нет. Простите.
Я снова попыталась закрыть дверь, но он просунул в щель ногу и толкнул дверь – гораздо сильнее, чем я ожидала. Отлетев в сторону, я ударилась затылком о стену. В следующую секунду дверь хлопнула меня по лбу. Меня ослепила боль.
– Вот дерьмо, – пробормотала я.
Мерзкий Тип вошел в дом и посмотрел туда, где меня раздавило, как букашку.
– Прости, – буркнул он, отводя от меня дверь и закрывая ее пинком байкерского ботинка. – Мне нужна Мона.
Несколько раз моргнув, я прижала ладонь к виску. Перед глазами летали огненные мошки.
– Мона! – крикнул парень, шагая по коридору.
Я поморщилась, отняла руку от головы и выпрямилась, а парень как раз вошел в гостиную, по-прежнему выкрикивая мамино имя, как будто она могла волшебным образом возникнуть из ниоткуда.
Не успев оправиться от шока, я поспешила за ним.
– Ее здесь нет.
Мерзкий Тип, ссутулившись, стоял возле дивана. В гостиной было светлее, и я невольно разглядела его лучше. Грязная футболка, грязные джинсы – он весь был грязным. Из рукавов у него выглядывали голые руки, внутреннюю часть которых покрывали красные сморщенные отметины.
Вот дерьмо.
Следы от уколов.
Мерзкий Тип был под наркотой.
Целая куча дерьма.
– Моны здесь нет, – попыталась я объяснить еще раз. Сердце билось все чаще, из-за чего висок болел так, словно по нему стучали отбойным молотком.
Он повернулся ко мне, пожевал губу.
– Она мне должна.
Целая куча дерьма прямо мне на голову.
Мерзкий Тип смотрел на меня бледно-голубыми, расфокусированными глазами. Не знаю даже, видел ли он меня вообще.
– У нее есть дурь. Она точно ее где-то тут припрятала.
У меня округлились глаза. Надеюсь, на самом деле никакой дури здесь не было.
Не говоря больше ни слова, тип прошел мимо меня и направился в спальню. Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
– Что вы делаете?! – воскликнула я.
Не ответив, он прошел прямо к кровати и принялся срывать с нее чистое белье.
– Эй! – закричала я.
По-прежнему не обращая на меня никакого внимания, он сунул руки под матрас и перевернул его. Ничего не обнаружив, он разразился проклятиями.
Так, все это мне совершенно не нравилось и быстро выходило из-под контроля.
Я хотела подойти ближе, но Мерзкий Тип вскинул руку и прорычал:
– Отвали, мать твою.
В животе у меня похолодело, и я отошла в сторону, а он подошел к комоду, вывалил оттуда всю мою аккуратно сложенную одежду, а потом направился к стенному шкафу. Разгромив всю комнату, в которой я только что прибралась, он каким-то чудом не обратил внимания на мою сумочку.
Потом парень остановился на пороге ванной и расправил плечи. У него на лице мелькнуло странное выражение.
– Проклятье.
Мерзкий Тип развернулся, выбежал из спальни и бросился к лестнице.
О нет. Какого черта он творит? Несмотря на дрожь в руках, я обогнала его и перекрыла ему путь наверх.
– Простите, но ее здесь нет. Я не знаю, где она и что вы ищете, но вам пора…
Он толкнул меня прямо в грудь, а затем подошел ко мне, встав совсем близко. Некоторые из его желтых зубов полностью сгнили, изо рта у него воняло перепревшим мусором. Меня замутило.
– Слушай, я понятия не имею, кто ты такая, и мне плевать. Но к тебе у меня претензий нет, – прошипел он. – Так что не веди себя так, чтобы они появились. Ладно?