Остатки
Шрифт:
– Если ты захочешь, то в два счета порвешь его сам. Да и не мой он. Мак так, для развлечения и разгрузки, и он сам понимает это.
– Так ты все-таки та еще сучка, – хмыкнул я.
– Это мой талант.
– В любом случае, я не хочу секса. Во всяком случае, не с тобой.
– Ой правда ли? – недоверчиво спросил Сэй и уже нагло сев на меня, стал расстегивать косуху, покрывая открывающиеся места поцелуями и укусами, оставляя следы. Он, интересно, нарочно сел именно на мой и без того возбужденный орган? Хотя, чего тут спрашивать.
– Тебе известно, что каждый знает только ту часть информации, которую каждый из нас изучает самолично. Моей частью информации была твоя бездумная личная жизнь. Да ты у нас прямо фанат секса и неужто не хочешь? И ты у нас любишь тех, кто знает в этом толк, так что я тебе
Когда раскрывается твоя прежняя сущность, ты нехотя заставляешь себя забыть ее хотя бы ненадолго и накладываешь строгое табу в ответственный момент. А если потом тебя открыто просят вернуться к ней и вспомнить все, что ты оставил, замки недавнего отчетливого «нет» ломаются, и ты срываешься, наровясь нагнать то, что упустил и вернуть зря потраченное время. Так и со мной случилось. Мое табу снял этот его тихий подначивающий возбуждающий голос, дразнящие движения, весь его своевольнический вид заставил сорваться. Мне нравятся такие самоуверенные люди. Нравятся, но на одну ночь, не более. Чтобы не появилось никаких сопливых чувств. Поэтому я обхватил Сэя за талию и, привстав, уложил под себя.
– Слушай, ты доиграешься, и я тебя буду иметь всю ночь, пока ты в обморок не грохнешься от усталости, тебе ясно? – последний раз предупредил я угрожающе, надеясь, что парень передумает.
– М-м-м-м, какой голос. Я этого и добиваюсь, мистер ходячая угроза для жизни, – стервозно смотря на меня, вливал вязкий шепот в уши, явно усыпляя бедное сознание и остатки нормального разума, потянувшись к моим джинсам. Он уверенно раздвинул свои ноги, и я лег между ними, надавив на его пах. Парень вздрогнул и тихо простонал, прикусив губу – Давно я так никого не хотел.
– Тебя же потом твой Мак убьет.
– Он не мой, – тверже поправил Сэй, зло показав клыки – Меня он не волнует. Этот парень на моем крючке и как я скажу, так и будет.
– А сейчас кто у кого на крючке? – спросил я, прикусив мочку его уха.
– Ты так хочешь это услышать? – вздохнул парень, своим видом показывая, что победитель сегодня не он.
– Я это знаю. И уж поверь мне, ты напросился. Слышал о выражении – сам себе могилу роешь?
– Буду бежать и падать по дороге в такую могилу. Умереть от оргазма – это наверняка лучший кайф.
– Найдешь к ночи уединенное местечко, и я тебя отымею по самое не хочу.
– Вот это стимул. Можно и постараться, – предвкушено улыбаясь, сказал он, и, поднявшись на локти, пожирающее осматривал меня, гладя кончиками пальцев мое плечо, – только я хочу гарантию и уверенность, что сегодня ночью будет весело.
– Хм, гарантию, – игриво переспросил я и, прижавшись, получив в ответ довольный стон, поцеловал Сэя. Дико, кусая его губы и мучая бедный язык парня, который так же подвергся нападению моих зубов. Самого Сэя это, похоже, возбуждало сильнее. Нда, а вот ласка и нежность не твой конек, парнишка. Только непостоянство, дикая страсть и капля жестокости, не так ли? Своенравный эгоистичный кот, живущий для себя и сумевший построить крепкую баррикаду от сентиментальности. Это тоже, между прочим, талант, суметь поставить себя так, что получаешь только то, что хочешь. Еще одна черта, которая нравится мне в подобных людях. Живешь ради удовольствия, одним мигом, не утруждая себя держать в голове прошлого, не заставляя себя задумываться о будущем, наплевательски относиться к настоящему. В сердцах таких людей живет только собственное эго, и нет ни для кого больше места в таких типах. Что-то в прошлом так категорично и прочно заставило их поступать так. Настолько сильная встряска, что думать не хочется. И то, в кого они превращаются – это забавно. Становятся совсем на себя не похожи, да это и не важно. Просто в один момент проспаются с болью. И опля! Новый человек готов. Но, тем не менее, это мой четкий критерий. Хочешь побыть рядом со мной, изволь соответствовать установленным правилам. Ну, это относится лишь к любовникам. Мне не нужны сопливые и романтические чувства и отношения. Только люди, у которых наглость – второе счастье, а первое они сами, интересуют меня. У таких людей целая история за плечами, которая мешком цемента ложиться на тебя и так приятно давит, ломая ребра. Именно над такими людьми я люблю испытывать полную и безоговорочную власть. Над одиночкам по жизни, в которых любовники – крупинки в
Но достаточно надавить лаской и нежностью, и они ломаются легко, словно разбитое стекло, разлетающееся в разные стороны с протяжным звоном. И эти осколки их сдержанности и похуизма разлетаются и падают в кипящее масло. Они тут же наматывают себе, что ты единственный для них и готовы для тебя на все. Влюбляются, проще говоря. Вся их крутость и сексуальность пропадает, и они становятся обычными людьми, изголодавшими без теплых чувств. А когда ты даешь их, они осознают, что потерялись в этом мире, и в этот промежутке времени просто существовали, получая сплошняком физическое удовольствие. Это их пугает, и они сразу прилипают к тем, кто ближе всего. И это оказываешься, понятное дело, ты. Это уже сломанные игрушки, не подлежащие восстановлению для меня. Мне нужны новые. Снова и снова. Иногда, конечно, делаешь передышку и просто развлекаешься, ставя секундомер, счет которого окончится с первыми лучами солнца, и ты уходишь. Близкие знают, что со мной в этом плане лучше не связываться. Друзья не обращают на это внимание.
Чем больше я углублял поцелуй, тем больше возбуждался Сэй, и когда специально налегал на его возбужденный член, он стонал мне в губы.
– Боже, мне теперь этот стояк терпеть до ночи, – будто недовольно протянул Сэй, неровно дыша и вставая, чуть морщась. Что, неужто мешает что-то?
– Ничего, перетерпишь, – удовлетворенно хмыкнул я. Какой же это плюс все-таки. С такими фарфоровыми куколками не нужно церемониться. Они в любом случае не уйдут. Главное, правильная тактика.
«Ведь ты уже на крючке, Сэй», – без тени совести сказал я ему мысленно, победно улыбаясь.
– Куда ж я денусь. Придется, – оценивающе глядя на результат, выпирающий из его джинс бугорком, буркнул он.
Я все же не сдержался от ядерной смеси внешней невинности и расположения целого ада внутри и, прижав Сэя к стене, выбив из его легких весь кислород, прижался к его губам. Он принял поцелуй, но оторвался позже.
– Хэй, я же задохнусь, – жадно урывая куски воздуха, прерывисто усмехнулся он.
– Зато потом я помогу тебе хорошенько разгрузиться, – прикусив его нижнюю губу, прошептал я. Затем отстранился и посмотрел на его покрасневшие и припухшие губы, напоследок чмокнув, и отпустил.
– Охренеть сила у тебя, – довольно фыркнул парень – Мне нравится. Хоть кто-то полностью инициативу перенимает. А то я уже порядком подустал.
Я на это только самодовольно улыбнулся и плюхнулся обратно на диван. Признаться, джинсы и мне нехило давили, и пришлось слегка расставить ноги. Сэй это заметил и понимающе улыбнулся. Странно, но в этот раз я хоть и возбужден, ну внутренне отстранен от этого. Тело меня не подвело, впрочем, как и всегда. Но проблема в том, что раньше я всецело в подобные невинные игры уходил, а сейчас что-то упорно мешало. Да не что-то, а конкретно этот Нико долбанный. Он упорно не выходил у меня из головы со своей пропажей. Я что, беспокоюсь о нем так сильно? Признаться, стал считать его немного близким человеком и еще одной важной частью. Но совсем капельку. Незначительную. Наверно. Другом? Похоже. Хотя вряд ли. Не знаю. Это раздражает. Я одновременно и бешусь и беспокоюсь, и ненавижу. Необычное ощущение. Без этой маленькой сволочи места себе не нахожу. Чувствую себя потерянным каким-то.
– Эй, Кира. Тебя Кукольник зовет, – кинул Мак не особо официально.
– Иду, – сухо бросил я в ответ, расстроившись. Петляя по лабиринту дома, я шел позади Мака, а войдя в комнату, обнаружил, что в комнате уже никого не было, кроме самого Кукольника и меня.
Я сел на стул, и Кукольник молча бросил передо мной толстую папку, прикрывая свою безумную улыбку рукавом. Из папки выпали, раскладываясь дорожкой, и открывая друг друга, фотографии. По прищуренным глазам Кукольника я понял, что он все еще широко улыбается, впрочем, как и все время, что я его видел. Эта улыбка была даже похлеще, чем у Алекса. У того то хоть на лице что-то читается, а этот словно веселый постоянно. Или что-то, не переставая, веселит его. Постоянно обычно улыбаются люди, которым есть, что скрывать, и они искусно делают это, скрыв под вот такой вот вечноулыбающейся маской все чувства. Такие люди забывают, что такое искренность. Они уже не доверяют, не открываются. И мало кому удается увидеть настоящее лицо.