Остракон и папирус
Шрифт:
– Спасибо! – с чувством ответил Геродот.
Смерив галикарнасца благодушным взглядом, Менон снова принял серьезный вид:
– Херил признался, что ты сочиняешь историю Самоса… Как продвигается работа? У тебя есть все необходимое: дифтеры, тушь, каламы?
Геродот виновато улыбнулся:
– Куда там… Вкалываю поденщиком в порту, большую часть платы отдаю матери. Могу себе позволить пару кусков выделанной кожи в месяц. Так много не напишешь…
Менон кивнул:
– Все ясно… Давай теперь поговорим о деле.
Он выложил перед галикарнасцем кошель из ярко-красного сафьяна:
– Здесь сто драхм от Кимона. Он скорбит о твоем дяде. Ты можешь потратить
Геродот колебался. С одной стороны, он пока не знал, что именно от него хотят. С другой стороны, ему пришлось только что попросить Менона о помощи, и тот ему не отказал. Правила долга требуют пойти фарсальцу навстречу. Да и деньги не помешают.
Он решился:
– Готов.
– Хорошо, – по лицу Менона пробежала довольная улыбка. – Тогда я объясню в подробностях… Кимона интересует военная активность персов в районе Восточных и Южных Спорад. Благодаря содействию Лигдамида, афинская флотилия контролирует побережье Малой Азии… Однако со времен Поликрата многое изменилось. У Ксеркса теперь сильный флот, который базируется в заливе Керамик, откуда его эскадры шарят по Эгейскому морю. Пентеконтеры с фаравахаром на вымпеле были замечены и в акватории Самоса. Видимо, кое-кто из геоморов еще не забыл, как брат Поликрата Силосон кормился с руки сатрапа Сард Оройта… Кимон приказал наварху пока не вступать в прямое столкновение с персами. Он готовится к масштабным действиям. Так вот… Ему нужны доказательства того, что власти Самоса ведут двойную игру. От тебя не потребуется ничего сложного. Просто держи глаза открытыми и прислушивайся к разговорам в харчевнях… Отмечай сигналы: корабль с фаравахаром на внешнем рейде, мутные рекрутеры, говорящие на койнэ с акцентом, которые выкладывают на стол серебряные сиглосы с изображением льва или быка, азиатские торговцы, закупающие в большом количестве корабельный лес, смолу, пеньку…
– А кому и куда я должен сообщать эти сведения? – спросил Геродот.
– Давай так, – уклончиво ответил Менон, – у тебя в Афинах есть друг, Софокл, вот ему и пиши, а он передаст твое послание Кимону… Так мы избежим ненужной огласки в случае, если письмо перехватят враги. И еще… В разведке принято шифровать послания. Например, коня можно назвать овцой, колесницу телкой с теленком, а пехотинца паломником. Допустим, ты узнал, что в Эфес отплыл гиппос с табуном из ста коней. А ведь от Эфеса в Сарды ведет прямая дорога. Значит, ты сообщаешь: идет перевозка овец на пастбище. Отплыл гиппос, хозяин сотни овец Ификрат, сын Ламприска, капитан – Гермолик, сын Артемия… Под пастбищем будем подразумевать Сарды… Всем понятно, что происходит.
– А как обозначать боевые корабли?
– Пока никак, вряд ли дело дойдет до маневра персидских флотилий вблизи Самоса. Это уже боевые действия в зоне влияния Делосской симмахии, на которые Ксеркс не осмелится. На будущее условимся так: триаконтера – это мул, пентеконтера – бык, триера – вол, запряженный в повозку.
– Я должен отбирать сведения на свое усмотрение?
– Сам решай, что важно, а что нет… Всегда можно обсудить детали в личной беседе.
– С кем? – удивился Геродот. – Софокл и Кимон в Афинах, ты в Галикарнасе.
– С Харисием, – ответил Менон, кивнув на капитана. – Не утаивай ничего, что может заслуживать внимания. Любая мелочь может оказаться
Геродот кивнул.
Менон продолжал давать указания агенту до вечера. Закончив деловой разговор, хозяева предложили гостям обед. Затем все вместе совершили тройное возлияние в честь Гестии, Зевса Олимпийского, домашних богов Херила и Поликриты, а также Зевса Сотера, и еще долго сидели в саду, потягивая вино из канфаров под оглушительное пение обалдевших от весеннего раздолья птиц.
Геродот помогал Поликрите собирать первый урожай персиков.
Саммеотка стояла на садовой стремянке, а галикарнасец придерживал ее за талию. Голое плечо Поликриты находилась так близко от его лица, что он не удержался, потерся о него щекой.
– Эй! – с деланным возмущением воскликнула Поликрита. – Мне щекотно, не отвлекай.
А сама хитро улыбнулась.
По саду растекался нежный фруктовый аромат. Сорванные с нижних веток желто-оранжевые плоды уже были аккуратно уложены в корзину. Туда же отправились персики, поднятые с земли. Теперь Поликрита тянулась к верхним веткам.
Внезапно она охнула и покачнулась. Геродот обхватил ее бедра. Потом осторожно опустил саммеотку на землю. Когда она повернулась к нему лицом, их губы встретились.
Геродот прижал Поликриту спиной к стволу, жадно прильнул к ее шее, спрятав лицо в густых каштановых волосах. Он шептал нежные слова, наслаждаясь запахом кожи, а она подалась вперед, чувствуя его нетерпение, возбуждение, молодую необузданную страсть.
Через несколько мгновений влюбленные лежали под деревом, забыв и о персиках, и о скромности, позволяя телу делать то, о чем потом так сладко вспоминать в одиночестве.
– Ты когда понял, что я тебе нравлюсь? – спросила Поликрита после того, как Геродот в изнеможении откинулся на спину.
– Да сразу… В самую первую встречу, – легко ответил он. – Правда, сначала это чувство было неосознанным. А когда ты начала рассказывать про Диониса, я не столько слушал, сколько смотрел на твои губы, ямочки на щеках, маленькие мочки ушей… Мне все в тебе нравилось… Нравится… Только…
– Что? – тревожно спросила она.
– Твой рассказ немного пугал… Я представлял себе, как ты несешься по лесу, размахивая тирсом в окружении таких же неистовых подруг. Даже «Вакханок» перечитал… А потом все думал – может, это правда…
– Ты о чем? – решила уточнить саммеотка.
– Кровожадность, распущенность, одержимость…
Поликрита ответила не сразу. Она лежала, кусая губы и глядя в небо.
Наконец, со вздохом заговорила:
– Понимаешь… Жизнь домохозяйки монотонна и предсказуема. Женщине хочется хотя бы раз в год почувствовать полную свободу. От всего – надоевшего быта, хлопот у очага, хнычущих детей, да и чего греха таить – грубого, вечно чем-то недовольного мужа… Конечно, на вакханалию приходят не только те, кому опостылели размеренные бесцветные будни. Среди нас есть и порочные девушки, и затаившие злобу на весь мир старухи, и запойные вдовы, которые впадают в буйство после первого кувшина вина… Но каждая из нас мечтает о том ослепительном моменте, когда можно отбросить стыд вместе с условностями общества, чтобы обрести священное умопомрачение, с головой погрузиться в тайны ночного леса… Одна из таких тайн – это упоение яростью, взрыв кровавого безумия, когда вакханки бросаются с тирсами даже на вооруженных мечами и топорами мужчин… Именно так мы победили пиратов в Скалистой бухте…