Острее шпаги (Клокочущая пустота, Гиганты - 1)
Шрифт:
* Швейцарская легенда повествует о необычайно метком стрелке,
народном герое Вильгельме Телле, которого враги принудили сбить
стрелой яблоко с головы любимого сына. (Примеч. авт.)
Облобызав Анри, он объявил, что тот может выходить в отставку и приступать к работе в семейной заемной конторе.
Однако всеобщим разочарованием могла бы стать, безусловно, неуместная шутка Анри, будто никакого дара к быстрому счету у него нет, а что он просто усвоил некоторые правила теории чисел.
Шутка молодого Бернарда вызвала лютую бурю возмущения и негодования
Пришлось Анри, потупив глаза, "признаться", что он всего-навсего хотел этим неуместным заявлением проверить, как глубоко впечатление от знакомства с его обретенным по воле господа даром.
Все закончилось ко всеобщему удовольствию, Анри пожурили за присущее молодости неразумие и даже озорство, прочитали ему нотации, как хранить дарованную ему способность творить чудеса, в чем приняли участие все, начиная с отца и господина Бержье и кончая профессорами, врачом и епископом с аббатом. Анри выслушал всех с опущенной головой и потупленным взором, думая о Женевьеве, ожидавшей своей судьбы в соседней комнате и, быть может, заглядывающей в замочную скважину.
Вскоре Анри вышел в отставку и занял место в отцовской конторе, с ужасом убедившись, что там вовсе не требуется извлекать кубические корни и надо делать вид, что совершаешь чудеса, едва справляясь с черновой работой.
Через год, списавшись с Пьером Ферма, он приехал с молодой женой в Тулузу, чтобы одолеть при его помощи и другие приемы быстрого счета.
Спустя десять лет, уже после кончины отца, он стал видным банкиром Цюриха, с достоинством неся бремя признанного "математического чуда века", а мысленно благодаря военную службу, занесшую его в солдатскую хижину вблизи пансиона "Горная курочка".
Между тем математическая война между Англией и Францией разгоралась до необычного накала, привлекая к себе внимание не только ученых, но и государственных деятелей обеих стран.
Профессор Оксфордского университета Джон Валлис собрал всю связанную с "вызовом" французского математика переписку, изобилующую и яркими находками, и острыми выпадами, и издал ее отдельной книгой*.
_______________
* Переписка ученых, собранная Джоном Валлисом, вошла приложением
к третьему тому сочинений Пьера Ферма на французском языке в 1679
году, выпущенных его сыном Самуэлем. (Примеч. авт.)
Глава четвертая
БИНОМ ФЕРМА
Делай великое, не обещая великого.
П и ф а г о р
Старинный запущенный сад де Лонгов благоухал.
Жадный запах полонивших все трав спорил с робким и печальным ароматом все-таки распустившихся в зеленой чаще, когда-то ухоженных, а теперь одичавших цветов.
Яркое солнце наполняло сад такой жизненной силой, что, поднимая стебли, множа листья, расцвечивая лепестки, она превращала остаток своей мощи в дурманящий аромат, способный воскресить давно забытое, ушедшее, минувшее тридцать лет назад, когда двое молодых людей, вчера еще незнакомых, разговаривали друг с другом, прикрываясь ничего не значащими словами, но передавая тревожно бьющимся сердцам нечто особенно важное, безмерно тайное и самое для них главное, что определит их грядущую судьбу.
И вот те же люди, став на три десятилетия старше, вновь брели по той же самой, теперь грустной аллее, снова передавая друг другу невысказанные мысли, но уже не с помощью загадочных способов, доступных лишь влюбленным, а благодаря тому, что изучили за четверть века друг друга настолько, что знали, кто о чем подумает и что скажет.
– Хотелось бы сорвать тебе розу, да ведь обдерешься весь о шипы, заметил Пьер Ферма, протягивая руку к старому разросшемуся кусту.
– Побереги камзол, - остановила его жена и добавила с горечью: - На случай, если граф Рауль де Лейе пригласит нас к себе в замок.
Когда проживешь вместе жизнь, поймешь горькую мысль, что по его, Пьера, милости они не настолько богаты, чтобы бросаться пистолями или гинеями, и он не может купить себе новый камзол. Но услышал Пьер только упоминание о Рауле.
– Боже мой! Сколько можно о нем говорить!
– раздраженно сказал он. Граф давно забыл о моем существовании.
– Вы оба забыли друг друга, - с обидой за мужа сказала Луиза.
– И совершенно напрасно забыли!
"И нельзя теперь обратиться к нему за помощью, чтобы не переезжать, подумал про себя Пьер, - в это запустение, доставшееся Луизе в наследство от де Лонгов, и не продавать городского дома!"
– Что делать!
– вздохнул Пьер Ферма.
– Надо привести все в порядок.
– Чьими руками?
– только и спросила Луиза, но в словах ее слышались слезы.
Конечно, они не могут нанять садовника, слуг, плотников, могущих исправить перекосившиеся окна и косяки дверей. Это знал Пьер и, защищаясь от несносных забот, воскликнул:
– Боже мой! Но как-нибудь это можно сделать? Ты же все можешь!
– Ах эти "могущие все руки"!
– с усмешкой произнесла Луиза, поднося руки к глазам.
– Если бы сэр Бигби знал, что на них ложится!
– Все вспоминаешь английского лорда?
– Уж я-то с ним не переписываюсь!
– Наша переписка касается только моего "вызова" английским математикам!
Уж лучше бы Пьер не упоминал о математиках! Он знал, как действует слово "математика" на жену, которая вполне справедливо считала, что это занятие мужа, как и его поэзия, не принесло ему никакого дохода.
И еще знала, что такое растущие долги, знала и как хозяйка, и как мать подрастающих дочерей!
И она с горечью сказала:
– Математика! Мне кажется, что я хорошо усвоила теперь и что такое нуль, и как возникают так называемые отрицательные числа.
Пьер понял ее намек на пустой карман и на долги, которые, конечно же, измотали ее, бедную. Стараясь отвлечь жену от невеселых мыслей, он попробовал пошутить:
– Ты делаешь несомненные успехи в математике, хотя и недолюбливаешь ее, однако оперируешь такими понятиями, как нуль и отрицательные величины.
– Еще бы! Я устала и от того и от другого!