Остров бабочек
Шрифт:
Устав от всего этого пессимизма, я начинаю насвистывать беззаботную мелодию «Сказок венского леса». Конечно, свистун из меня, прямо скажем, никудышный. Вот помню, когда на третьем курсе в сентябре в колхозе картошку убирали, был там тракторист Федя, мастер по художественному свисту. Чего стервец вытворял! Всю душу наизнанку выворачивал. Я ему говорю, Фёдор, ты же, гад, талант в землю закапываешь? Надо, чтоб тя люди слушали. А он мне:
– А они меня и так слушают. Вот в октябре с капустой закончим, поедем по району с концертами. Девчата будут петь про рябину кудрявую. Петька отрывки из Руси кабацкой читать. Сторож Никифор частушки петь. Есть лещиночка одна. Родничок там из вина, Да цветочек аленький. Всё загадки говорю. Так милой и к январю Не дойдёт до спаленки. Санька из МТС, ты его не знаешь, «Барыню» будет плясать, а я свистеть.
– Ну, это только по району, – говорю. – А вот если бы поступил в кулёк, получил бы путёвку в жизнь. Ты же самородок.
– Да не хочу я никуда, говорит, я здесь вырос, здесь на кладбище
Вот какая была привязанность у человека к своей родине. Не то, что другие! Как открыли железный занавес – побежали, как крысы, за лучшей жизнью. Тфу, опять я расстроился! Потерял душевное равновесие, которое вначале было. Правильно говорят: меньше будешь думать, меньше будете проблем. Или как там? «Think less live more». Такая надпись была на майке у Серёги Мухина! Я его с того митинга так и не видел. Говорят, штраф присудили. Он отказался платить. Теперь где-то на исправительных работах корячится. А Сиротин молодец. Штрафом откупился. А как ему не откупиться? Он же руководитель местной ячейки. Ему канавы рыть – себя в глазах толпы уронить.
Я ещё раз взглянул на небо. Луна находилась в зените. Созвездия тоже немного сместились. Спаренные Венера и Юпитер после захода солнца хорошо были видны. Теперь они стремительно скрывались на востоке. Зато свинцовый блеск Сатурна можно наблюдать всю ночь. Хотя какая в конце июня ночь! На три-два часа. Но, что ни говори, и за этот промежуток прекрасны звёзды ночного неба. Однако это занятие, этот блаженный трип меня уже начинает утомлять. Достаточное количество мемов я уже получил. Да и постоянно задирать голову (хотя я лежу в ящике сеялки) не даёт шейный хондроз – позвонки хрустят. Это намёк на то, чтобы слишком долго не пребывал в эмпиреях. Земля предков ждёт от каждого, исходя из его талантов: от одних работы с плугом, от других работы со скальпелем, от третьих – измерения со штангенциркулем, от четвёртых – мудрого управления, от пятых – защиты священных рубежей.
Да, надо прощаться со звёздами. Получил вдохновение на свершение дел – и в путь к земным заботам. Всё-таки звёзды – это несерьёзно. Не быть мне с ними вечно. Нет! И пусть в моих глазах по совершенству слёзы, Мерцающие звёзды, я не ваш, не ваш!
Тайна долины Наска
2-го июля 2006 года в Кашкино должен был открыться Первый Всероссийский Конгресс по уфологии. С конца мая интеллигентную часть города уже начало будоражить от намечающегося экстранеординарного события. Будоражило интеллигенцию по разным причинам. Подавляющее большинство заходилось от возмущения, что недоучки и бездельники собираются в таком славном городе, чтобы распространять на наивных обывателей псевдонаучный дурман. Другая же часть, ничтожно малая по сравнению с первой, была возбуждена от того, что, наконец-таки, дождались они благословенного часа, когда к ним снизойдёт в виде нескольких научных светил манна небесная. Наши доморощенные уфологи пребывали в эйфории. Жизнь засветилась для них всеми гранями алмаза! Они достигли всех возможных наслаждений, а факт свершившегося конгресса снимет с них позорное клеймо научного сектантства. Они уповали, что широкая дискуссия, которая развернётся на научных площадках города, заставит тупоумных профессоров и доцентов различных дисциплин обратить на предмет их исследования заинтересованные взоры. Ибо должно же, наконец, проявиться сочувствие общественности к проблемам уфологической национальной школы в районном центре. А проблем этих было хоть отбавляй. Абсолютно отсутствовала обсерватория, которая могла бы устремлять свои мощные телескопы в глуби вселенной, где носятся со сверхсветовой скоростью летающие тарелки. Не хватало современных электромагнитных и лазерных приборов для осязания тонкой подчас эфирной оболочки пришельцев из космоса, если таковые бы пошли на контакт. Не было так же фоточувствительной аппаратуры для фиксирования гуманоидов и их кораблей. Что говорить, всего не перечислишь! Но кашкинкские энтузиасты не опускали рук. Они с имеющимися у них подручными средствами на свой страх и риск пытались выходить на контакты с инопланетянами, которые, как утверждалось, кашкинский район посещают с завидной частотою. Местные уфологи даже создали музей, посвящённый посещениям разумных существ, где любовно хранили вещественные доказательства и реликвии в виде любительских фотографий, прикреплённых на стендах, клоков шерсти, хранившихся в цилиндрических склянках, бурой жидкости, хранящейся в пробирках, отпечатков на глине перепончатых ног, аккуратно срезанных и помещённых под стекло и многое другое.
Музей находился в пригороде Кашкино Бараках. Это было одноэтажное кирпичное с высоким цоколем и с двускатной жестяной крышей здание, в котором раньше располагалось ателье. Когда ателье после реформ разорилось, здание переходило из рук в руки от одного владельца к другому. Наконец, его выкупил поклонник уфологических теорий Зураб Кумадце, крупный перекупщик (дистрибьютер, что ли) женского нижнего белья. Теперь кашкинские уфологи, скитающиеся из одной квартиры в другую, заимели свой угол, и тем подняли в глазах общественности свой статус, что давало основания, что в будущем «малое стадо» может увеличиться новыми «овцами». Ко всему прочему, свой угол, кроме упомянутого музея, давал возможность регулярно проводить под его крышей сборы районного и областного уровня. Активная деятельность кашкинских энтузиастов не могла быть не замеченной крупными российскими зубрами от уфологии.
У меня начался отпуск, времени было навалом, а тут психологичка Валерия Тарасовна, увидев меня на улице, предложила сходить с ней на этот самый конгресс.
– Я падка до таких вещей, – заявила, закатывая глаза, эта тридцатипятилетняя плотоядная женщина, красящаяся под блондинку.
– Но туда, наверно, надо иметь специальное приглашение, – промямлил я, пожав плечами.
– У меня есть одно. Я ведь, кроме всего прочего, интересуюсь парапсихологией, – гордо ответила она, уже не закатывая глаза, а пронзая меня сощуренными глазами, должными у меня рассеять все сомнения насчёт её парапсихологических талантов. – Не беспокойтесь. Со мною вас пропустят.
Я подумал, странно, что она не пригласила своего мужа, но в принципе возражать не стал. Можно было сходить ради новых впечатлений.
Вышеописанный разговор состоялся тридцатого июня, а через день, то есть второго июля, мы утром уже ехали в переполненном автобусе в Бараки, где, собственно, и была основная площадка конгресса. С ночи лил хороший дождь и не собирался заканчиваться. В салоне было влажно, и я поминутно платком стирал с себя пот. Лера же (Валерия Тарасовна на остановке предложила мне называть её просто Лера) от давки и духоты, по виду её бодрого настроения, нисколько не страдала. Мы стояли у бокового заднего окна и держались за поручни. Народ беспардонно натискивал нас друг на друга. При этом я старательно вжимался в борт, но Лера только сильней прижималась ко мне. Она хищно покусывала свои ярко накрашенные губы профессиональной вампирши, и глаза её, цвета лесного омута, в котором отражаются не то умиротворяюще, не то зловеще качающиеся верхи деревьев, чему-то смеялись.
– А ваш муж, знает, куда вы собрались? – решил я задать вопрос с подвохом, смотря в окно, где из-за стекающих капель пейзажи представали мокрыми размытыми акварелями.
– Не-а, – легкомысленно, как подросток, ответила Лера. – Он на днях в Киров уехал к брату.
– Жаль, – сказал я, смеясь. – А то он бы нас подвёз на своём «фольксвагене». – Должность позволяет этому розовощёкому, уверенному в себе человеку зарабатывать на хлеб с икрой.
Лера ничего не ответила. Только улыбнулась и, продолжая покусывать губы, ещё плотней прижалась ко мне довольно крупным бюстом.
Одета она была вызывающе. Несмотря на дождь, плащом она почему-то пренебрегла. Её алый шёлковый батник с расстёгнутыми верхними пуговицами обнажал золотую цепочку и то, чем гордятся определённой фигурацией женщины. Бордовая юбка годе, спускавшееся чуть ниже колен, плотно обтягивала её широкие бёдра. Чёрные лакированные туфли на высоком каблуке изящно выгибали стопу. На плече висела дамская бордовая сумочка, из которой выглядывал на треть зонтик с перламутровым чёрным набалдашником на крепком витом шнурке. Белые крашеные волосы сзади стягивались японской заколкой кандзаси и приподнимались растопыренным задорным хвостом. Пальцы с длинными красными ногтями унизывали несколько колец и аметистовый перстень, чтобы запутанный взгляд не сразу мог отличить обручального кольца. Не понятно всё-таки, куда эта дама собралась? На конгресс доморощенных уфологов или в дорогой ресторан, где её ждёт масса наслаждений, а после и обещание чего-то ещё большего? Я уловил на ней взгляды несколько мужчин разного возраста, в том числе и двенадцатилетнего пацана и семидесятилетнего старца, сидящих на заднем сидении, которые так и глотали слюнки при виде этого деликатеса. Лера была в восторге от такого внимания. Меня, признаться, тоже заразила это массовая истерия по поиску идеала. В такой плотной среде, чреватой физиологической диффузией, коллективное бессознательное сильно, как никогда. Ой, Господи, скорей бы остановка! К счастью, моя молитва была услышана. Наконец, через пару минут списанный контрабандный немецкий автобус встал на нашей остановке. Мы, грубо выплюнутые десятком пассажиров, соскочили на тротуар. Свежий воздух избавил меня от наваждения и морока. Дождь, который не унимался, тоже действовал на меня целительно. Пока я радовался пространству, как вызволенный на свободу замурованный раб, Лера, нахмуренная и недовольная, демонстративно не раскрывала свой зонт, предпочитая мокнуть, коль её кавалер такой невоспитанный. Пришлось срочно раскрыть свой детский тростевой зонт с фотографиями котят. Этот зонт купили сыну, когда он ходил в начальную школу. Теперь ему двенадцать лет, и таскать ему эти кошачьи морды было вроде как бы стрёмно. Когда же мой зонт сломался, я не посчитал зазорным ходить под дождём с таким прикрытием. Это даже отдавало некоторой оригинальностью. Я раскрыл зонт, и Лера мгновенно прильнула ко мне, обдав меня влагой дождя и смешанным запахом духов и лёгкого пота.
– Так, где же у нас господа конгрессмены заседают? – задал я вопрос.
– Здесь недалеко. Идёмте, – сказала она, слегка поёживаясь, хотя никакого холода не было. Я ей полностью доверился с её тонким обонянием, чувственностью и интуицией парапсихолога. Мы пошли вдоль каштановой аллеи навстречу косым струям дождя, аккуратно обходя свинцовые с белой пеной у краёв лужи.
– Дионис, только ничему там не удивляйтесь, – на ходу объясняла Лера после некоторого молчания. – Люди же, в сущности, как дети. Нашли себе игрушку, и забавляются ею. Как говорил Бодлер «У каждого своя химера».