Остров бабочек
Шрифт:
– Не трожь, не трожь, вымра, мою сестру! Она святая!
– Святая?! Не смеши меня! А кто у Мешковых перстень стырил?
– Молчи, негодная!
– Сам молчи, кровосос рыжий!
Это уже было свыше моих сил. Яшины были невменяемы. Надеясь, что до рукоприкладства у них дело не дойдёт, я, неприметный статист разыгрываемой драмы, где играли первоклассные артисты, встал и пошёл в прихожую. На меня никто из супругов не обратил внимания. Надо же, раз пять бывал у них дома, а такого агрессивного противостояния ещё не наблюдал.
Когда я вышел во двор, такое было такое ощущение, как будто я выбрался из железных тисков какого-то монстра. Перед подъездом так же резво скакала пигалица Верка и так же сидел вполуразвалку на лавке и чего-то жевал толстый неповоротливый
Увидев меня, Верка прекратила скакать и, устремив на меня своё вострое личико лисички, спросила:
– Нажаловались на Кольку-то?
В ответ я только вздохнул, потом сказал:
– Увы, пришлось.
– И правильно, что нажаловались, а то он кошку за хвост таскает.
– И стекло выбил камнем, – наябедничал Гришка.
Я не знал, что им сказать. Нажаловался-то, нажаловался, а что из этого вышло. Только открыл ящик Пандоры. И взглянув, жмурясь, на яркое солнце, отправился домой. На душе было тяжко, муторно. Нет, к этим Яшиным я больше ни ногой. Сыт по горло! Когда придёт Колька, всех собак на него спустят. Может, отец и физическую силу приложит. Мол, приятно нам от твоего козла-педагога выслушивать о твоих подвигах. В итоге, только ожесточение, которое рикошетом отразиться на его поведении в школе. Да. Называется, провёл воспитательную работу с родителями. Теперь можно в журнале галочку поставить. Тфу!
Я вынул из «ядерного» чемоданчика листок, на котором наметил ключевые фразы для беседы, и разорвал его на мелкие кусочки, и высоко подбросил вверх. Остатки исписанного листка медленно падали на мою бедную голову. Вот и посыпал себе голову пеплом. Тоже не плохо. Смирение никому ещё не вредило. Глядишь, какой-то выход найдётся из всего этого. Но всё же мир спятил. Окончательно спятил. Куда мы катимся с нашим воспитанием, образованием, цивилизацией? Никуда. Поблекла дней цветущих череда. Тропинки убегает в никуда. И не важно, что на улице радостно поют птицы, утробно воркуют голуби, суетливо чирикают воробьи, нежатся на солнце собаки и кошки, спариваются мухи, выраживают детёнышей крысы, аппетитно поедают листья гусеницы, восторженно парят бабочки, обсасывают тлю сластёны-муравьи, – все мы с этим Ковчегом из людей и тварей плывём в океанскую бездну.
Прыг-прыг-скок. Прыг-прыг-скок. Лишь девочка с лисиным личиком, будущая жена и мать, не желает ничего этого знать, и продолжает, как ни в чём не бывало, играть в классики.
Остров бабочек.
Полночь. Тёплая летняя ночь. Убывающая луна, кажется, в знаке Тельца. Почему в знаке Тельца?! Да хрен его знает! Сегодня прочитал в астрологическом прогнозе, содержащемся в нашей районной газете «Красный штык». Бабушка в обрывках её пирожки заворачивала. Купил у неё пирожок. Съел. А бумажку сразу в урну не выбросил – прочитал в жирном пятне, мол, так и так, сегодня луна в знаке Тельца. Оказывается, и у нас, в Кашкино, есть свои мудрецы, посвящённые в халдейские секреты. Жаль только самого Тельца в самом конце июня ещё не видать. Появится лишь в начале августа. Но и без Тельца звёзд видимо-невидимо (правда, не такие яркие из-за бледной ночи), как будто дуновение ветра стронуло цветочную пыль на дневной луговине в период буйного цветения. Одним словом, звёздная пыль (stardust) словно бы вызволенная к существованию из небытия энтропии чудной мелодией знаменитого джазового «стандарта» Хоуги Кармайкла. The nightingale tells his fairy tale of paradise where roses grew29. Немного витиевато. Да и соловьи… А что? Разве уже перестали петь? Да, умолкли. Сладко пел душа соловушка В зеленом моём саду. Потом подумал, подумал, и перестал. И в самом деле, не всё время же драть глотку этаким трубадуром, пора заняться более практическими вещами: облагораживать гнёздышко, высиживать яйца, выкармливать потомство.
Я, примастыренный в ящике сеялки, серьёзными глазами заядлого трезвенника глядел на ночное
С моря дул ласкающий морщины свежий бриз.
Тут и увидал её стареющий маркиз.
– Полюби меня, краса, казною я обилен.
– Что твоя казна мне, коль ты, старый хрыч, бессилен.
Не шедевр, конечно. Но что-то здесь есть… Да-а, сложная всё-таки штука жизнь! Много в ней печального, трагического… Интересно, что сейчас происходит на Остове бабочек? Наверно, русалки во всю хороводы водят. А что если среди них моя Ирина? Чем чёрт не шутит. С неё станет. Утром читает книги, а ночью водит русалочьи хороводы. Эхма… Остров бабочек… Paradise where roses grew…
Надо оговориться, на своём велосипеде с погнутыми спицами я до Острова бабочек не доехал. Да вы и без меня уже это поняли. Решил, знаете ли, завернуть к древним сенокосилками и сеялкам, которые издали в бледной темноте напоминали разбитую технику вермахта после Курской битвы. Тянет же меня ко всяким развалюхам! То к гнилым воротам в деревни Сёмки, которые меня чуть не придавили, то к полуразрушенной колокольне, по оббитой лестнице которой я съехал пузом вниз, то к одному редкому экспонату городского музея, из-за повышенного интереса к которому меня чуть не забрали в отделение. Но это дело прошлое. Ныне же лунная ночь… чуть не сказал, на Днепре. Но мне всё трын-трава! Пусть ночь будет хоть на Днепре, хоть на этом поле с ржавой техникой. Главное, со мною рядом велосипед, на сегодняшнюю ночь моё аlter ego. А как же! Без его колёс моё передвижение по местности в это время суток было бы весьма проблематичным. И сам я не плохо снаряжён, чтоб кровососы меня не донимали. О да, на мне всё чин чинарём: ветровка, спортивные штаны и кроссовки.
Но и с таким снаряжением моё лежание нельзя было в полной степени назвать комфортным (вам когда-нибудь приходилось лежать в ящиках старых сеялок?), но краса летней ночи нивелировала всякое физическое неудобство. Тем более металлический корпус был погнут и подбит таким образом, чтобы членам тела создать по возможности сносное пребывание в этом сельскохозяйственном устройстве, чтобы можно было беззаботно лежать и думать о вселенной, бесконечных пространствах, сингулярности, теории Большого взрыва и т. п. Мне даже пришла мысль, что ящик сеялки специально готовили для подобного праздного времяпрепровождения. В правильности этой мысли меня убеждало и то, что на дне лежал кусок фанеры. Любит, ох, любит наш брат обустраивать лежанки в самых, казалось бы, непригодных для этого мест. Это могут быть и сопла самолётов, и худые чердаки, и канализационные трубы, или, как теперь, сельхозтехнические средства.
Улёгшись в сеялке, поместив голову на будто кувалдой отбитую вмятину и крестообразно высунув из ящика ноги, я медленно курил, и мысли мои были спокойны, величественны и мудры, как у всякого, кто беседует один на один с ночью, невольно становясь свидетелем её интимных тайн. Иногда со стороны шоссе доносился шум несущихся машин. Но это не вносило дисгармонию моё душевное состояние. Всё хорошо. Отлично. Мир имел форму идеальной завершённости, в которую можно было отлить прекрасную античную статую, неважно какую, мужскую или женскую, всё это зависит от пристрастий. Прошлого же не существовало. Только – настоящее. Это было тысячу лет назад, Так давно, что забыла ты (Георгий Иванов).