Остров бабочек
Шрифт:
На минуту Анатолий Владимирович замялся. Надо заметить, что он, как математик, имел положительное качество уважать логические обоснования.
Он вновь, уже немного растерянно, посмотрел на ползущую по окну и ищущую свободу муху, словно ища у той поддержки, и, не найдя таковой, обернулся к шкафу, где висел плакат с какими-то уравнениями, и уже спокойнее продолжал.
– Но разве вы не знали, что это акция была несанкционированная и лозунги, звучащие на ней, призывали к смене правительства?
– Увы, я это узнал, когда оказался в толпе.
– Так надо было сразу покинуть преступный митинг! – опять начал заводиться директор.
– Вашими
– Мда. И телевизор вы, конечно, не смотрите, – Анатолий Владимирович сбавлял обороты. Старик быстро накалялся, но так же быстро отходил.
– Абсолютно, – разочаровал я его. – Я считаю, что это пустая трата времени.
– Но как же так? Вы живёте в обществе и как-то должны находиться в курсе событий. Вы же педагог, и неважно, что дисциплина у вас биологическая, вы имеете классное руководство, где должны во внеурочное время посвящать ваших подопечных, если не во все, то во многие явления социальной жизни, – сказал директор, и в качестве истинности своих слов посмотрел на портрет президента, который висел на стене за моей спиной. – Нам их доверило обучать и воспитывать государство. Иначе в противном случае, из них могут вырасти асоциальные элементы. Нельзя так, Дионис Валентинович!
– К сожалению, Анатолий Владимирович, воспитать ученика с чёткими нравственными ориентирами в эпоху потребительской цивилизации и постмодерна, практически, невозможно, – удручённо ответил я. – Что, думаете, на них сильнее влияет: скучные нравоучения педагога или пропаганда обогащения любой ценой, звучащая, в том числе и с экранов телевизора? А государство, которое, как вы заметили, доверяет нам их, увы, при этом устраняется от того, чтобы пороки окружающей жизни для них не выглядели бы слишком соблазнительными. Что касается меня, то я своих учеников изо всех сил пытаюсь направить на верные стези, но во многом я бессилен. Вот вы упрекнули меня, что я не интересуюсь проявлениями социальной жизни. Но, представляете, об этом я узнаю от них самих! Детские души впечатлительны, впитывают всё как губка, и отбирают из множества проявлений жизни самые взрывные. Если я вижу, что какое-то резонансное событие их будоражит, я, разумеется, пытаюсь их настроить за или против, в зависимости положительности или отрицательности этого события, но я часто уподобляюсь Дон Кихоту, сражающемуся с ветряными мельницами. Мы говорим на разных языках. Ибо критерии, установленные рынком, и связанной с ним индустрии развлечений и шопинга влияют на детскую психику самым удручающим образом, уводя её от тех идеалов, на которых были воспитаны мы.
– Но не все же подвержены пагубным влиянием, – сказал директор.
– Да не все, – согласился я. – Но те индивиды, которые подвержены наибольшему соблазну, навязанной рыночной парадигмой, своей беспринципностью заражают и одухотворённые сердца. В этих условиях сложно нам, учителям, прививать ученику высокие гуманистические идеалы. Но чтобы там не декларировалось государством, ему это на руку. Зачем ему творцы, когда ему нужнее ограниченные покупатели товаров и услуг. Производить-то не надо, благо, русская земля богата ресурсами, которыми, кстати, в подавляющем большинстве владеет не государство, а кучка паразитов. А государство малодушно позволяет обворовывать себя и народ.
– Мда, – сказал Анатолий Владимирович. Он
– Отчасти, да, – жёстко ответил я и посмотрел прямо в глаза директору. – Поймите, учитель, в первую очередь гуманитарий – человек подневольный. Министерство ему диктует свою волю. Если он не согласен с приказами, он либо вынужден искать другую работу, либо проводить на деле свою линию, а на бумаге писать то, что пишут и все.
– Теперь мне ясно, – многозначительно подняв мохнатые брови, сказал директор. – Почему вас потянуло на противоправительственный митинг. И неважно, случайно вы там оказались или нарочно. Муха на расстоянии учует интересующий её предмет.
И опять уставился на синюю разносчицу заразы, которая вновь, стала отчаянно елозить по окну.
– Я предпочёл бы на вашем месте упомянуть не муху, а пчелу, – чуть задетый, возразил я. – Она тоже чует на расстоянии интересующий её предмет. Только предмет этот выглядит гораздо благообразней.
– Какая разница, – недовольно буркнул директор. – Оставьте суждения об уместности применения той или иной метафоры эстетикам. Суть не в этом, а в том, что вы были на митинге.
– Да. Я иногда бываю на митингах, – спокойно сказал я и потёр кроссовкой о кроссовку. – Но только санкционированных властью. Нынешнее посещение было недоразумением. Хотя не премину сказать, если бы правительство действовало в интересах народа, то в любых митингах нужда бы сама собой отпала.
– Как бы там ни было, я объявляю вам выговор, – решил показать бульдожий оскал мой непосредственный начальник. – И постарайтесь в следующий раз не оказаться на подобных акциях, а то, вам обещаю, выговором вы уже не отделаетесь. Всё. Эту тему можно считать закрытой.
– Мне можно идти? – спросил я, вставая.
– Нет, задержитесь ещё на две минуты.
Я покорно сел, про себя радуясь, что пронесло.
Анатолий Владимирович подошёл к своему столу и сел за него. Я развернул стул, скрестил ноги и вновь предстал перед его ясные очи. Он начал шебуршить по столу с многочисленными листами мышкой, потом с минуту что-то искал в повёрнутом к нему вполуоборот мониторе компьютера. Иногда я слышал от него только реплики:
– Это не то. Это опять не то. Так, дальше. А, вот!
И прочитал невидимое мне название, видимо, научной работы:
– «Заметки старого краеведа об архиерейских молебнах, банных купаниях, свадьбах, хороводах, играх в лапту и чижика и о многих других явлениях быта кашкинской старины».
Он посмотрел на меня сквозь толстые стёкла своих старых очков и спросил:
– А вы, оказывается, сударь, отнимаете хлеб у Клавдии Потаповны!
– В каком смысле? – не понял я.
– А в самом прямом. Ведь Клавдия Потаповна заправляет у нас краеведением? Да, она и только она. Вначале апреля она написала большую статью о нашем городе, название которой вы только что услышали из моих уст. И вы тоже начали работать на той же ниве, послали в журнал вашу статью, которую, между прочим, вы составили из работы уважаемой Клавдии Потаповны.