Остров бабочек
Шрифт:
Она остановилась, сняла очки с овальной оправой, подышала ни них и протёрла подолом платья. Потом двумя руками надела. Опять глубоко вздохнула и проникновенно воскликнула:
– Как всё-таки здорово жить на свете! Сколько всего много интересных вещей на земле! Ну, зачем я вам нужна? Я же знаю, что вы не примитивный Ловелас, который лишён истинной привязанности. Зачем вы взращиваете в себе глубокое чувство? Вы только сами потом изведётесь. Честное слово, мне вас жалко. Боже мой, какое у вас сейчас несчастное лицо! Умоляю, не переживайте так! Я этого не выдержу. Нельзя всё принимать так близко к сердцу. Дионис, милый, всё будет хорошо. Я больше не буду ходить на этот луг, и вы меня забудете. Тем более через месяц я уеду. Я для вас буду только сновидением. Занимайтесь
Она выжидающе посмотрела на меня.
– Убедили! – хрипло сказал я, зло сузив глаза, и, резко развернувшись, пошёл прочь в сторону автобусной остановки. Играя на лице желваками, я безжалостно, с каким-то наслаждением топтал свою надежду, казавшейся мне прекрасными хрустальными розами. К чёрту всё! Пускай дальше радует тётю собранной земляникой, хорошим аппетитом, цитатами из умных книг. А с меня довольно! Хоть бы сердце разорвалось на части! За спиной царило каменное молчание, которое пронизывало меня холодом, точно там находилась глухая стена. Это только в других, счастливых мирах светило солнце, порхали бабочки, весело перекрикивались старушки ягодницы да «били» бойкие петушки-перепела.
Дряхлый, но ещё имеющий власть Вотан
Директор школы Анатолий Владимирович вызывал меня к себе. Предстояло объясниться. Привалило счастье! Как пел когда-то обаятельный Николай Гнатюк «Птица счастья завтрашнего дня Прилетела, крыльями звеня». Только звеня не крыльями, а свинцовыми ручками и по чей-то бестолковой черепушке.
В девять часов, войдя в двери нашей школы с расслабленной пружиной, пройдя мимо усатой охранницы с чаем в подстаканнике, быстро поднявшись по только что вымытой парадной лестнице на второй этаж, минуя приёмную с рассматривающей свои ногти секретаршей Симой, кивнув ей, мол, у себя, и получив в ответ «да», я бодренько постучал в дверь и зашёл в кабинет директора.
Кабинет начальника школы был такой же обшарпанный, как и сама школа, на ремонт которой у администрации города вот уже несколько лет не находилось средств. Вытянутый длину на восемь метров и выкрашенный зелёной в некоторых местах отставшей краской кабинет всё же внушал уважение, ибо с первого раза было видно, что здесь принимаются циркуляры свыше, которые, распадаясь на приказы, следующей волной попадают на столы зама и завучей, а оттуда в виде указаний доходят до умов ниже стоящего педагогического персонала. Не зря огромный шкаф, тянувшейся вдоль правой стены, был напичкан деловыми бумагами и в конце кабинета находился стол-бюро с проводным телефоном и служебным компьютером, как раз под портретом президента на задней стене, а истёртый паркет покрывал хорошо сохранившийся малиновый «архиерейский» половик. Всё говорило о том, что здесь происходит напряжённейшая, подчас изнурительная работа мысли и воли. Поэтому, чтобы руководящий ум не переутомился и ЦНС «высшего разума» не давала сбои, для релаксации в интерьер кабинета предусмотрительно поместили аквариум с краснопёрыми лупоглазыми тварями, располагавшийся в дальнем левом углу на тумбочке. Несмотря на гнилые рамы и стоящего на подоконнике с огромными колючками кактуса, который принципиально лет уж пять не расцветал, расслабляющим элементом можно было так же посчитать и вид из двух окон, идущих по левой стене и выходящих во двор, на котором в центре покоилась клумба с бархотками, а на заднем фоне росли в живописном беспорядке заросли боярышника. Правда, на одну треть двор закрывался (как раз над входом в школу) непритязательным щербатым козырьком, на котором кое-где рос мох и даже маленькая берёзка. Но ведь это тоже природа, которая облагораживает наши помыслы и ослабляет натянутые нервы.
Когда я вошёл, то застал довольно странную
– А, это вы? – произнёс он, нисколько не смущаясь, что столько времени я наблюдал его за столь несолидным для директора школы занятием. – Присаживайтесь, Дионис Валентинович.
И указал мне на стул возле его стола. Сам же он сел за кресло на скрипучих колёсиках, находящееся по другую сторону стола. Сложив руки перед собой с перекрещивающимися пальцами, Анатолий Владимирович начал нервно вращать большими пальцами по кругу по принципу барабана в револьвере. Я знал за ним эту особенность, когда он хотел довести себя до определённой степени праведного гнева. Три морщины на его челе углубились, а его зрачки, смотревшие сквозь линзы очков, уже изучали меня, как вредоносного микроба под мощным микроскопом. В неотутюженном светло-сером в полосочку костюме он напоминал научного аскета, который дни и ночи ищет для человечества спасительную вакцину против смертоносного вируса. Впрочем, иногда из-за своей косолапости он мне напоминал Собакевича.
– Тут на вас, сударь, из милиции пришла жалоба, – прервал он молчание, видимо, уже дошедший до нужной ему стадии. – Как вам это понравится?
Я подумал, интересно, а он читал эту пасторальную пьесу Шекспира (или тех английских интеллектуалов, которые прятались под этим вымышленным мифическим именем24)?
Анатолий Владимирович, тяжело опираясь на стол всем своим тучным весом с риском его проломить и опрокинуть на пол и телефон, и компьютер, встал, потом вынул засморканный платок, провёл по лысине и начал неуклюже ходить взад-вперёд, скрипя новыми штиблетами. Так. Нужно было всё объяснить, чтобы ни на какого не сваливая вину, в то же время представить себя жертвой некой провокации.
– Ну? Что же, вы молчите, сударь? – раздражаясь, повысил голос директор и его бульдожьи щёки затряслись. – Как понимать ваши хулиганские выходки, когда вы находились в толпе преступных асоциальных маргиналов? Мне что? Заботы мало, как только получать от милиции жалобы на моих учителей?
Собравшись духом, погладив, успокаивая себя, руками по коленям, при этом, не позабыв помолиться Николе Угоднику, я, повернувшись в пол-оборота к директору, который стоял сзади меня и следил за перипетиями скребущейся лапками о стекло мухи, абсолютно беззаботным тоном произнёс:
– Анатолий Владимирович, я там оказался совершенно случайно. Вижу, народ стоит…
– Правильно, народ стоит! – саркастически воскликнул директор. – И вы решили, что идёт ярмарка с выбросом дешёвых товаров. А то, что толпа была с флагами и лозунгами, а с трибуны в микрофон клеветал на местную и высшую власть это бездельник Богдан Сиротин, вы этого, разумеется, не увидели и не услышали!
– Анатолий Владимирович, – пытался я оправдываться. – Мною не владели никакие политические мотивы. Но мне интересно было…
– Ах, вам интересно было?! – снова перебил меня школьный начальник, и вновь принялся ходить по кабинету, только уже, сцепив руки за спиной, как в тюремной камере. – Что вам могло быть интересно на этой противоправной акции? Что? омновцев и кучу милиционеров вы тоже не рассмотрели?
– ОМОН приехал позже, а милиция всегда сопровождает политические акции, а Богдан Сиротин вначале много говорил об удручающем положении в промышленности – ответил я, наглым образом соврав насчет Сиротина.