Остров Бога
Шрифт:
На острове население, в приметы верить не должно, ни в котов чёрных, путь которых, действительно, пересекают безбоязненно, не оплёвывая прицельно через левое плечо, этих чистоплотных животных, ни в зеркала кокнутые, ни в опрокинутую соль, ни в нечисть всякую. Однако народ, любит разную «небывальщину», вроде диббуков и рассказывает о них всякие ужасные истории. Диббуки, это неприкаянные души грешников, которые совершили «карет», смертный грех, и лишаются за это посмертия, и даже надежды на вечную жизнь. В миг смерти карающие ангелы отправляют эту озлобленную и несчастную душу метаться по миру, где она и пытается мстить всем, кто только подвернётся. Иногда диббуку удаётся вселиться в кого-нибудь, и тогда то и начинается мой любимый экзорцизм. Как можно быстрее должен явиться крепкий и суровый, не поддающийся запугиванию и посулам духа, раввин и читая псалмы изгнать приживала.
"Господь — пастырь мой. Не будет у меня нужды ни в чем. На пастбищах травянистых Он укладывает меня, на воды тихие приводит меня. Душу мою оживляет, ведет меня путями справедливости ради имени Своего. Даже если иду долиной тьмы — не устрашусь зла, ибо Ты со мной; посох Твой и опора Твоя — они успокоят меня. Ты готовишь стол предо мной в виду врагов моих, умащаешь голову мою елеем, чаша моя полна. Пусть только благо и милость сопровождают меня все дни жизни моей, чтобы пребывать мне в доме Господнем долгие годы". Это псалом двадцать третий, он очень хорош от сатаны, но излечивают и некоторые другие, главное, что бы Книга была под рукой. Начнёте психовать, зовите евреев, они помогут.
Но вернёмся к нашей Горе. По сей
До приезда в Страну я был чистый атеист. Ну, может быть, небольшой и суетливый, агностик. И грешник. Надо честно сказать, что грешником я конечно и остался. Однажды, когда с почти непереносимой душевной мукой, гуляя с очередными туристами, по Иерусалиму, я вышел на площадь у стены Плача, и чувство это, безысходности, безвыходности и толстого несмываемого слоя грязи на душе, просто «ударило» меня, я пошёл к Стене. Подошёл один человек, а отошёл другой. Что я там говорил, касается только меня, да и не помню я, честно говоря, а помню, что говорил вслух и довольно громко, чем немало напугал как охрану, так и других молящихся. Первый, наверное, раз в жизни я был настолько искренен, что кажется, не разу и не соврал Богу. В самих камнях святости нет, одна археология. Да, им больше двух тысяч лет, да под ними перемешены слои из времён Маккавеев, с камнями Соломонова святилища, до которых не дают добраться мусульманские служители Храмовой горы. О, Стену можно уважать, можно увидеть само время, глядя на эти мужественные камни, и даже почувствовать запах слёз пропитавших её. Вы можете прикрыть глаза взять лозу, с которой не расставался, путешествуя по Иерусалиму, один весьма известный учённый и материалист, который, испуганно охнув, бросил свой «волшебный» инструмент, когда у Стены он начал вращаться с такой скоростью, что обжёг ему руки. Попробуйте, тогда может быть, и вы почувствуете энергию миллиардов душ. За те три тысячи лет, что люди возводили и восстанавливали дом Бога, моря своей боли, гниющей совести, надежды и любви они отсылали сюда. И они пропитали камни. На горе стоял Храм. Храм был дом, а в доме живут. Вот почему в Доме был «Двир» — «Святая Святых» Соломонова Храма. Там вечно, не покидая, его жила Шехина, часть Всевышнего, его небесное присутствие на земле. Кто-то назовёт Шехину «духом святым», и может вполне оказаться прав. Мы всегда прозрачны для Бога, но здесь, направляясь к стене, мы хотим быть прозрачны и надеемся, что он заметит червоточину, и спасёт. Вообще, проживание в Святой земле, довольно сильно меняет человека. Я, например, пришёл к выводу, что всё написанное в Библии и о прошлом и о будущем, всё пророческое как печать — так будет и иного не дано! И Страшный Суд будет, и Апокалипсис, и дни трепета. И я даже знаю, кто поведёт мрак. Мы живём в удивительные дни, накануне последних. Почему так?
Уй, но ведь всё так просто! Хочешь, не хочешь, а последние две тысячи с чем-то лет, большая часть людей, худо-бедно тащилась за теми запретами и повеленьями, которые дала им Библия. Во всяком случае, чёрное и белое различались мгновенно, сомнений особых не было. Что бы сделали с девицей, которая порешила папулю с мамулею, потому что они мешали ей спать с дружком, ну хотя бы сорок лет назад? Или с дядями, которые портят маленьких девочек, или душат невинных детишек. Что бы сделали в простые пуританские времена, с сомалийскими или иными пиратами, пойманными во время грабежа? Ну, натурально украсили бы ими реи своих кораблей, а деревеньки их пожгли из главного, или иного, подходящего по размеру калибра. Так и вижу, как чешут в джунгли растерянные с трясущимися рылами «бваны», как кричат в обиде на Аллаха «не ахбар ты, не ахбар», и летят по воздуху куски их быстроходных катеров и их личные ручки и ножки. И слушаю, плотоядно улыбаясь, как визжат обожравшиеся европейским харчем, мясистые мамы, перевизгивая даже корабельную картечь. Ух, хорошо! Да, повезло сомалийцам, в нужное время подросли. А ныне белозубые европейцы отпускают эту падаль с миром, снабдив витаминами и крепкими гондонами для торможения СПИДа, и изоляции в них, в гондонах, вещества, ведущего к увеличению поголовья дармоедов, а значит и росту затрат «Евросоюза» на насыщение этих никому не нужных организмов. Правда организмы время от времени с трибуны ООН, или на заседаниях женевских комиссий, поют вместе с чиновниками, получающими за распределение диких денег на это дерьмо, свои дикие деньги: «Мы тоже люди. Мы тоже любим, пусть кожа чёрная у нас, но кровь чиста-а-а!». Ай-я-яй, вот память то, зараза, копит всякую дрянь, а полезное бережёт, не показывает! Кто бы стал в милом прошлом, обеспечивать убийцу усиленным питанием, отправлять на лечение педофила, и химически кастрировать серийного насильника детей? Никто. Существовали точные и не требующие доказательств аксиомы: за убийство и прочую мерзость — смерть. Желательно болезненную. А чтоб другим неповадно было и из мести, конечно, достойнейшего проявления эмоций, по отношению к убийцам наших детей. Стоит такая личинка будущего убийцы в толпе и видит и слушает, как его уже «превратившемуся» товарищу, кишки на барабан наматывают, должно помочь.
Люди почти растеряли Образ, всё, что было правдой, стало расплывчатым и сомнительным. Стержень, за который цеплялось древо подрастающего человечества, им же и вырван. Растёт мир без опоры, вот и гнёт его, куда ветер подует и повалит, в конце концов, грядущий ураган, так что всё предопределенно, и отдумываться поздно. Я приведу в пример грустную, на мой взгляд, статистику — как будет выглядеть ближайшее будущее многих народов. Есть такое печальный показатель
* * *
Народ интересуется: «а когда сувениры будем покупать, а свечки почём, а как освещать»?
Особенно после рассказа о «чуде само освящения», когда всякий предмет, приложенный к одному из двух мест, где лежало тело Святое, обретает благодать, без участия священника. Деваться некуда — идём. Народ перешёптывается за спинами экскурсоводов, «самый дорогой лабаз выбрала сволочь, проценты хочет пожирнее ухватить». Некоторые гиды, не жравшие с утра ципромила, визгливыми голосами начинают доказывать, что процентов не берут, потому что не дают. Мне проще, мой «контингент» эта проза жизни не интересует.
У стенки под иконами, в самом знаменитом сувенирном лабазе Иерусалима, обычно сидит счастливый Мехмед. После долгих лет борьбы с природой Мехмед, наконец, сделал мальчика. Слава Аллаху! Но сегодня сидит Мехмед грустный, в одном ботинке и без носка, нога в бинтах. Твёрдая как у страуса, нога выпускника Житомирского института мореходов выглядит ужасно. Ему резали пятку, и вынимали «иголочка» так по-арабски наши «шпоры» называются. Мелкого роста, лысый, Мехмед умеет обходиться без восточной назойливости, и понимает гостя с полуслова. Но всё равно, на фоне ликов святых он выглядит отвратительно. Опытный как сатана, Мехмед чётко разбирается в своём деле и никогда не втюхивает заведомую подделку, или какую-нибудь пакость, под видом, например, Святых, но неучтённых, мощей. Да и мощей то здесь нету. Последнее время ими даже церковь не торгует. Однажды мой, суровый с бодуна клиент, строго допрашивал Мехмеда, «отчего арабы ничего такого не создали, что может пригодиться всем гражданам планеты» и Мехмед, лучше ничего не придумал, как брякнуть «турки нас сильно угнетали!». Мой клиент хрюкнул, махнул рукой безнадёжно и печально сказал «А-а-а-а», а попытки Мехмеда, развить тему, пресёк строгим «не пизди».
Нахватав свечей и «наборов паломника», сиречь земли иерусалимской, воды из реки Иордан, ладана порошкового, который поджечь можно только вместе с напалмом, и масла, соотечественники спешат в Собор. Вид у них встревоженный, какой бывает у записавшихся на процедуры и незнающих приятно будет или бо-бо.
Я не люблю дат, и обходился бы без них кабы моя бы воля, ну скажите на милость, чем отличается 614 год от 1009–го? И в тот и в другой восточные люди поломали на мелкие куски церковь Гроба Господня. Первыми ломали персы- огнепоклонники, с хорошо ухоженными бородами свирепыми пылающими очами, и в национальных костюмах. Национальные костюмы здесь очень даже причём, оттого, что оказались точно такими, в каких изобразил позабытый византийский мастер волхвов, спешащих на поклон к Иисусу. И так эта похожесть запала в нежную иранскую душу, что уродовать церковь Рождества Христова в Вифлееме, они, как я вам уже рассказывал, не стали. Вот если бы что-то такое догадались изобразить, и в Гробе Господнем, то и базилика Константина Великого уцелела бы. Но не догадались. Потому что такого свинства и мерзости от высококультурных, в те времена персов, не ожидали. А от евреев тем более. А зря. Ежели тебя шпынять всё время, да ещё и указ издать накануне войны, об обязательном крещении евреев империи, то можно и перевозбудить население. Дальше началось невиданное: во-первых, евреи влились в хосровское войско, а во-вторых, порешили целых толи сорок, толи шестьдесят тысяч христиан, толи в змеином бассейне, толи в кедронском ущелье, и денег не пожалели. Сначала выкупили, а уж потом порешили. Как на это взирали, высококультурные персы, не знаю, не видел, но думаю, что без особенной тошноты и лишних содроганий. Тут понятное дело есть закавыка: сегодня за стенами старого города с трудом помещается еле-еле 60 тысяч душ, а на старых планах город то, ещё существенно меньше. Но конечно могли и иногородних христиан прикупить, чтоб войти в историю. Но не вошли, что-то там не сходилось. Однако кровищи наверно всё-таки напустили много, времена были не то, что ныне. Сегодня злодеев в основном по психушкам прячут для питательного кормления и нетревожных процедур, и для компенсации неправильного полового воспитания, а так же битья твёрдым по голове, в ужасном, практически постгрудном детстве. В общем, персы перессорились, и тут как водится, Кавада сын Хосрова, отрезал папе голову, а после сего славного деяния, легко замирился с удовлетворённой его поступком Византией. А, евреи? А, евреи, как водиться, ответили за всё. С другой стороны верный союзник покойного Хосрова, немало ему помогавший в войнах, звался аварский Каган. Ну а раз Каган, то в соответствии с сегодняшней исторической мыслью был он евреище из евреищ. Следующими, за персами, покуражились в Иерусалиме арабы, во главе с полоумным, как считали современники, халифом Аль-Хакимом. Про него вообще ходили странные слухи, будто он и его ближайший друг, философ аль Дарази, по ночам уходили в пустыню и занимались там ворожбой и всякими другими гадостями. Что это были за гадости, не знает никто, однако говорить о них, вслух, всё равно считается, неприличным. И законы он издавал странные, то предписывал женщинам оставаться дома и носа на улицу не казать, то сапожникам запрещал шить дамскую модельную обувь, то отменял все праздники и процессии, кроме религиозных, а ещё, учудил, так учудил, повелел торговцам закрывать лавки днём, а торговать исключительно ночью. Ещё о нём врут что, он повелел передушить всех собак в Египте, запретил продажу меда и приказал вырубить все виноградники поголовно. В одну из тихих египетских ночей Аль Хаким, отправился в одиночку медитировать на Каирские холмы. В одиночку, потому, что сердечного друга аль Дарази, к тому времени уже укоротили по его приказу, на голову. Вот там и пропал наш султан, будто и не было его вовсе! Верные слуги нашли по — утру его опечаленного ишака и куски окровавленного исподнего. Конечно, можно было обвинить во всём осла, — почему это сожрали халифа, а не его, это ведь чистый сговор получается! Но чтоб не выглядеть совсем, идиотами, обвинили во всём неизвестного льва — приблуду, потому что всё-таки хищник. Что касается разрушения при Аль Хакиме Гроба Господня, здесь показания современников тоже расходятся: христиане пишут, «разрушил, разрушил, в пыль перетёр», а иерусалимские хроники молчат, пишут лишь о том, что всё у греков отобрал и яковитам с несторианами отдал, поди, теперь разберись! На счастье мама психопата и две его жены были христианками. Как они его уломали прекратить его подлючую деятельность, история молчит, но в последние годы жизни Аль Хаким поутих. Может, постарел, а может в видениях своих, узрел ту неприятную встречу на каирских холмах, где в жёлтых, опасных песках, водятся львы!
* * *
Принято делить весь крестный путь на 14 станций-остановок, часть из которых ныне оказались внутри собора Воскресения. Это католическая точка зрения и утвердилась она окончательно во времена ленивых из-за частого таскания на себе тяжёлых оборонительных доспехов, крестоносцев. А попробуйте-ка вы сами пройти от Гефсиманского сада до дома Каиафы, что неподалёку от Сионских ворот и далее через Яфские ворота на суд к Пилату, что находился во дворце Ирода Великого. А потом, после избиения, взяв с собою пудовую хотя бы гирю, тащить её далее до самой Голгофы. Нет, не хочу я быть лихим рыцарем и увечным не хочу!