Остров надежды
Шрифт:
— Ничего, обустроимся, — обещал Ушаков, — откроем школу для взрослых.
— Однако, я уже стар для обучения грамоте, — заметил Иерок.
— Возраст тут не помеха. Вон и Апар будет учиться. Апар молча кивнул.
— Грамота нужна всем.
— А оленей здесь нет? — в который раз спросил Апар. — Как думаешь, умилык?
— Оленей? — переспросил Ушаков. — Насколько мне известно, оленей на острове Врангеля не разводили… Может быть, дикие есть?
— Я ходил по тундре, следов не видно, — печально сказал Апар.
— Нет так нет, — промолвил Ушаков, не понимая, к чему тот клонит.
— Было бы хорошо завести здесь оленье стадо. Я смотрел — корму много, и он совсем нетронутый.
— А что! — воодушевился вдруг Ушаков. — Почему бы нам не завести оленей?
— Кочевники не отдадут, — веско заявил Иерок. — Я же говорил тебе… Когда оленные люди продали живых оленей американцам на Аляску, в тундру пришел мор.
— Я это помню, — подтвердил Апар. — Тогда наша семья потеряла половину стада, хотя мы лично оленей не продавали.
— Возмездие настигло всех, — продолжил Иерок. — И тех, кто продавал, и тех, кто мог это сделать.
— Мы перегоним несколько стад с пастухами точно так же, как кочуют оленные люди… Разве вы не кочевали на ближайшие острова?
— Кочевали, — с готовностью ответил Апар. — Наше стойбище по весне, когда лед еще был крепок, переходило на остров Аракамчечен и там летовало.
— Не знаю, — с сомнением покачал головой Иерок, — как бы снова беды не случилось.
В комнату заглянул Скурихин.
— Георгий Алексеевич! — встревоженно сказал он. — Овоща надо спасать. Померзнут. Мороз крепчает.
Бросив свои дела, Ушаков позвал людей переносить в одну из комнат недостроенного дома запасы свежей картошки, капусты, лука и чеснока. Все, что не поместилось под крышей, пришлось сложить в углу будущего склада и укрыть оленьими шкурами.
Апар смотрел на это обилие продуктов и с удивлением отмечал про себя, что русские в еде весьма разнообразны и привередливы. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что ел оленный чукча или морской охотник-эскимос. Зимой, как предполагал Апар, они будут есть в основном копальхен, изредка сдабриваемый квашеной зеленью. Большим лакомством будет свежая нерпа, да и то еще неизвестно, какой тут, на острове, будет зимой охота. В тундре еда тоже не отличалась особым разнообразием. У русских же одних консервов было столько, что и запомнить-то невозможно. Были и соленые, и кислые, и сладкие. Было мясное и растительное. И это, не считая муки, макарон и разных круп, масла жидкого и твердого, сахару, меду и галет.
Как объяснил Ушаков, большинство продуктов будет продаваться эскимосам за пушнину и другие вещи, добытые охотой, выдаваться в оплату за помощь, оказанную при строительстве дома, склада, при выгрузке оборудования. Конечно, при нужде можно, наверное, было бы прожить и на русской еде, но все же хотелось своей, привычной. Апар заметил, что после русской еды чувство голода наступало довольно быстро и ощущение было такое, будто ты ничего не ел настоящего. Но главное, после всех этих травянистых блюд не восстанавливались силы, не проходила усталость.
Ушаков особенно дорожил свежим луком и чесноком я дал попробовать Апару эти лакомства. Что касается лука, то похожее растение встречалось и в тундре, отметил Апар. Правда, луковицы его были мелкие, и потому в пищу употреблялись травянистые стебли. Ели их с оленьим мясом, смешивая эту траву с другими зелеными приправами. Особенно хороша была каша из содержимого оленьего желудка, когда в нее добавлялся тундровый лук. А вот чеснок Апару совсем не понравился: он был очень резок и щипал язык. И еще одно заметил Апар: русские любили солить пищу, да так, что ее невозможно было взять в рот. Лук и чеснок, объяснил Ушаков, предохраняют русских от зимних болезней.
При ближайшем рассмотрении жизнь русских оказалась такой интересной, что трудно было сдержать себя и не понаблюдать за ними. Правда, многих нужных вещей они просто не знали. Вот, например, когда раздавали оленьи шкуры и камус, они смешали с хорошими шкурами те, которые были явно сняты с задавленных волками животных и даже не очищены от крови. А ведь любому несмышленому малышу ясно: если из такой шкуры сшить кухлянку или штаны, а из камуса оленя, задранного волком, сшить торбаза или рукавицы, моржи и тюлени, не говоря уже о белом медведе, тут же учуют запах крови и будут избегать человека.
По вечерам, прежде чем уснуть, Апар и Нанехак обсуждали поведение русских, их обычаи и привычки, иногда вступая в спор. Нанехак многое непонятное в их поведении оправдывала и даже говорила о том, что рано или поздно эскимосы переймут некоторые их обычаи.
— Разве плохо брать еду с блюда с помощью маленькой железной остроги? — рассуждала Нанехак. — Так руки остаются чистыми.
— Руки будут чистыми, однако, если кусок мяса упадет с остроги, его тут же подхватит собака, — возражал Апар. — Нет уж, я никогда не соглашусь с тем, чтобы каждый раз гарпунить кусок еды, словно это целый морж или тюлень.
— Ты не прав, — упорствовала Нанехак. — Это даже красиво.
— Я попробовал на пароходе, — продолжал настаивать на своем Апар, — так чуть не проткнул язык. Неприятно, когда в зубы тыкается железо.
— И еще мне нравится, что они любят все чистое, — после некоторою молчания проговорила Нанехак. — Каждый день умываются, тело свое моют.
— И даже зубы, — усмехнулся Апар. — Во многом они как дети. Меры не знают. Если судно — непременно такое, на котором можно провезти несколько стойбищ, если лодка — так такая, что может летать, а уж насчет мытья и говорить нечего… Зачем все это?..
Но как ни подсмеивался Апар над привычками русских, Нанехак все же выпросила у Скурихина рукомойник и заставила мужа укрепить его в чоттагине, а рядом повесила полотенце. Правда, через три дня вода в умывальнике замерзла, и мытье рук и лица по утрам пришлось отложить до следующего лота.
— Вот ты увидишь, — убеждала Нанехак мужа, — в будущем наша жизнь во многом будет походить на русскую.
— С чего ты это взяла? — удивлялся Апар.
— Мы уже пьем чай, который выдумали они, да еще со сладким сахаром. Едим хлеб, галеты, печем лепешки из белой муки… Вон у тебя ружье, а не древний лук… Павлов учит наших детишек грамоте и собирается открыть школу для взрослых.