Остров отложенной гибели
Шрифт:
Глава 5
— Нормальная заявка! — в этот раз получилось возвысить голос до крика, но радости мне сей факт не принес. — Ты погоди с расслаблением, объясни сперва!
— Много лишних слов и много спешки. Время — лишь песок, в который превращаются могучие скалы, а прежде была пустота и два брата в ней. Изначальные, для которых времени не было вовсе. Каждый вдох — как вечность, но им и не требовалось дышать.
— Где-то я такое слышал. Земля была безвидна и пуста… чё там дальше? — язык вдруг начал ворочаться с явным трудом. Гипноз что ли? Орла в руках Великого Пхе уже нет, зато мои плечи вдруг прогнулись под
— Не было никакой земли, только эти двое. Один создал твердь и назвал себя Отцом Тверди, а второй расплакался от досады, и слезы его стали океаном, а сам он сделался Невыразимым. Они взялись разрывать друг друга на части, но конечности отрастали вновь, а всё оторванное падало в море и на сушу, порождая людей, зверей, водяных тварей. Устав же драться, Отец Тверди лег отдохнуть, и с тех пор всё спит посреди созданной им суши, но нет покоя Невыразимому. Ворочается где-то в водной толще, хочет выйти наружу и одержать верх, но слишком тяжел и огромен, потому не в силах подняться. Лишь сотрясает твердь и насылает гигантские волны.
— Прикольный фольклор. Может, ты меня распакуешь уже?!
— Зачем постоянно торопишься, пришлый? Разве тебе до сих пор больно, разве не отступила ужасная смерть, завладевшая твоим телом? Я ведь даже подарил тебе друга и защитника, который будет с тобою вечно. Где благодарность?
— В Караганде, — отозвался я машинально, пока по телу разливался мерзкий липкий холодок. Не люблю словес, типа «вечно» и «навсегда», они осаживают мою свободу воли. Особенно в комплекте с новым чувством — что-то со мной не так. Когтей на плече не ощущаю, зато от шеи и ниже всё зудится конкретно.
— Благодарности не дождался, но я из тех, пришлый, кто словам предпочитает дела, — шаман показал мне раскрытую ладонь, принялся загибать пальцы, один за другим. Кроме мизинца с безымянным.
— Три трамы осталось до великой и страшной ночи, до Черной Луны, какая случается лишь раз в сотню варсов. Простые предметы в такую ночь меняются, а священные реликвии становятся чудодейственными… позволь, я помогу тебе.
Ударил легонько по застывшему пеплу, и тот вдруг пошел трещинами.
— Придется выгрести его до последней крупицы и бросить в море, вместе с болезнью. Еще раз прогневать Невыразимого.
— Ты пытаешься усугубить моё чувство вины? — спросил я для порядку, ворчливо, хоть на деле захотелось бородача обнять. Руки уже свободны, раздутых лимфоузлов реально не ощущается, вот только…
— Тебе бы в тату-мастера пойти! Шикарная тема вышла!
Тут я с эмоциями переборщил. Пытался выдать искрящийся позитив, но как уж получилось. Не каждый день обнаруживаешь на собственном торсе картинку, которую не заказывал: от шеи до пояса, многоцветную, чуть объемную даже. Орла, обнявшего меня крыльями. Когтистые лапы развернулись аккурат над пупком, голова, похоже, прячется чуть ниже моей собственной башки, не разглядишь. Зато с плечом всё в порядке — еле заметный шрам теперь на месте раны.
— Он и есть, типа, друг и защитник?
— В твоих словах слышна насмешка, но это пройдет. Выбирайся, у нас мало времени.
— В самом деле? — захотелось добавить, что я-то как раз никуда не спешу, но сдержался. Глянул на Великого Пхе, распахнувшего полог, потом на себя самого.
— Эй, почтенный! Я понимаю, что у вас свобода, но там ведь женщины!
— Тебе нужна одежда? — вскинул брови шаман. — Ты еще не омылся в море, и мертвый пепел по-прежнему облепляет твое спасенное тело, так не лучше ли облачиться после омовения?
— А не лучше ли тебе свои тряпки скинуть и пример показать?! — ответил я грубее, чем хотелось. Вообще, осознал вдруг, что веду себя как хамло, а не как матерый продажник — с чего бы это? Мало в жизни проблем? Или сам бородач раздражает своими манерами: вещает как профессор на диспуте, а не как дикарь, отчего вся картина кажется дешевой постановкой? Снимает меня сейчас скрытая камера, а где-нибудь наблюдают и ржут экс-коллеги во главе с дорогим экс-шефом. И с «Анжелой — четвертый размер», естественно.
— Я не могу выйти к людям без одеяния, — ответил Великий Пхе так спокойно и вежливо, что я устыдился, наконец. Вспомнилась вся предыстория вкупе с чумой — какой уж тут розыгрыш, блин! У всей нашей фирмы денег не хватит на такие шутки!
— Я не могу, но твоё исцеленное тело никому здесь не интересно, пришлый. Если стесняешься, обмотай свои чресла вон той тряпицей и поспешим.
***
Тут не каменный век и даже не дикое племя из Амазонии нового тысячелетия — тут вообще, фиг знает, что! Странный мир, куда попадают через порталы, неведомо кем открытые! Из самых разных времен и стран. Всё здесь слегка условно, слегка понарошку — кроме боли и смерти. На этом и надо сосредоточиться, а не оценивать шаманский стиль общения. Где-то висит безногий американец, которому повезло гораздо меньше, где-то бродит безбашенный брат Вадим, а где-то, хочется верить, и отец еще жив. Надо спросить о них Великого Пхе, раз он такой уж волшебник! И не троллить его больше, пока в таракана меня не превратил!
Такие вот мысли переполняли меня на пути от зеленого лабиринта к морю. Людей вокруг хватало, среди женщин заметил пару очень даже свеженьких, но глядели, реально, без всякого плотского интереса. Брезгуют, что ли?! Или, напротив, мой «пришлый» статус для них крутоват — стесняются? Верные жены, послушные дочери, еще что-нибудь?
— А скажи, уважаемый, почему вы не ищете свежей крови… ну, в смысле, новых мужчин своим дамам? Вы же, я так понимаю, закрытая община, вырождаетесь потихоньку, а тут забрел к вам перспективный самец…
Язык мой — враг мой, но бородач и сейчас оказался вполне терпелив. Глянул искоса, помолчал.
— У нас не бывает кровосмешения, ибо люди из-за стены благосклонны к нашим красавицам, — пояснил, когда мы вышли на пустынный берег. — Через каждые пять масов их мужчины приходят в наше селение, принося обильные дары, а девушки «орлов», от замужних, до едва достигших спелости, дарят ласки гостям. Наши дети сильны и здоровы, пришлый.
— Рад за вас! — сообщил я прежде, чем окунуться с головой. Море у берега оказалось мелким, будто в какой-нибудь Анапе, теплым и приятным до одурения. Наградой за все предыдущие сутки грязного ползания. Вынырнул шумно, перевернулся на спину, подставил лицо вечернему солнышку. Отсюда скальная стена за селением просматривалась лучше, чем с берега — такая же высокая, как у «крыс», тоже с башенками, но блеска доспехов наверху не заметно. Поблажки местному населению? В благодарность за романтические визиты… как он там выразился? Ага, раз в пять масов — то бишь, месяцев, на здешнем наречии. В каждом масе — три септы-недели, а в каждой септе — десять трам-суток. Десять масов составляют варс, или год. Откуда я всё это знаю? Похоже, результат всё той же «конвертации», подарившей мне знание местного языка. Календарь и меры с весами здесь особенные, про это и Асаш упоминал…