Остров Тамбукту
Шрифт:
Обстановка хижины была бедная. Возле одной стены стояли длинные нары из бамбука и несколько деревянных валиков, а у другой стены — полки, также из бамбука. На полках стояли деревянные блюда, горшки и скорлупа кокосовых орехов, служившие вместо тарелок и стаканов. Над нарами висели копье, лук и мешочек со стрелами. Посередине была выкопана небольшая ямка для очага. Около ямки лежало три камня, на которые ставили горшки, когда варили обед. Половина пола была покрыта плетеными рогожами из пальмовых листьев. На средней балке висела корзина, сплетенная из упругих прутьев. В ней лежали бананы и другие плоды. На задней стене висело несколько собачьих и свиных черепов. Это свидетельствовало о том, что люди, жившие тут раньше меня, съели несколько собак и свиней. К моей радости человеческих черепов не было.
Чердак, как и нары, был сделан из бамбука. Туда вела лестница из лиан. Он был прочен, и на нем можно было спать. На передней стене, над дверью, под самой крышей была дверца-окошко, которая вела на маленькую веранду из бамбука, опиравшуюся снаружи на два столба.
Перед хижиной стояли еще нары из бамбука. Такие нары имелись перед каждой хижиной. На них туземцы собирались для бесед, принимали пищу, а иногда отдыхали днем. И здесь вблизи нар был очаг и два-три плоских камня, на которых можно расколоть кокосовый орех или что-нибудь в этом роде. И это все.
В хижине над очагом не было дымохода. Дым клубами вился под потолком и выходил в дверь или через щели в стенах.
Пришли Амбо и Зинга и сказали отцу, что кто-то зовет его в селение. Боамбо ушел, а мы с юношей и девушкой поднялись на чердак и вышли на веранду, которая угрожающе гнулась и скрипела под нашими ногами. Однако она была достаточно прочна и могла выдержать, по меньшей мере, еще троих человек. Отсюда через просветы между ветками деревьев виднелся залив, часть тонувшего в зелени берега и Скала Ветров, а на север простирался бескрайный океан, поблескивавший на солнце величественно и спокойно. Над водой, как стрелы, перелетали летающие рыбы, описывали довольно большие дуги и снова скрывались в воде. Этими полетами они, наверно, спасались от акул и других хищных рыб, которые их преследовали.
— Мараро! — сказала Зинга, наблюдавшая за летающими рыбами [15] .
Но меня больше интересовали люди, чем рыбы. Я спросил у Амбо и Зинги сколько всего жителей насчитывает их племя, но они не могли мне ответить. Я попытался узнать, сколько жителей в их селении — но они и на этот вопрос не могли мне ответить, потому что не умели считать больше, чем до десяти. Тогда я спросил их в скольких селениях живет племя занго? Амбо показал пять пальцев на правой руке и сказал:
15
Прежде чем взлететь, летающая рыба развивает под водой большую скорость благодаря винтообразным движениям хвостового плавника, вслед за этим она поднимается на поверхность, продолжая увеличивать скорость движения. Тогда ударом хвостового плавника летающая рыба отрывается от воды и «летит» на своих широких длинных грудных плавниках. Это планирующий полет, так как она не размахивает плавниками, как птицы — крыльями. При встречном ветре длина полета увеличивается ввиду увеличения подъемной способности воздушного течения. Во время полета, рыбы могут изменять направление, если встретят на пути препятствие.
Летающая рыба может пролететь расстояние до 150 метров, поднимаясь над водой на высоту от пяти до десяти метров. Продолжительность полета 18 секунд.
Летающие рыбы летают над водой чаще всего в тех случаях, когда их преследует какой-нибудь морской хищник, но зато они часто становятся жертвой морских птиц, которые их ловят в воздухе.
— Леон-ба!
— А сколько улиц в вашем селении?
Амбо показал три пальца:
— Дар.
— А сколько хижин имеется на каждой улице?
Амбо задумался, а потом показал пальцы на обеих руках:
— Леон-до.
Значит, на трех улицах селения имелось около тридцати хижин. Если в каждой хижине жило в среднем человек пять, то во всем селении имелось от ста двадцати до ста пятидесяти жителей, а в пяти селениях — от шестисот до восьмисот. Я снова спросил Амбо, какое племя имеет больше народу, бома или занго. И Амбо и Зинга отрицательно покачали головами. Нет, племя бома было маленькое. Оно было вдвое малочисленнее племени занго.
— Почему племя занго и племя бома враждуют? — полюбопытствовал я.
— Бома уин-уин, — ответил Амбо.
— Чем оно плохое? Что оно вам сделало?
— Биляр бома делает уин кобрай, — возразил Амбо.
И он и Зинга объяснили мне, что когда кто-нибудь из племени занго оставит где-нибудь недоеденную пищу или плод и их найдет кто-нибудь из племени бома, он может сделать «уин кобрай» — колдовство, от которого человек из племени занго может заболеть и даже умереть. Я постарался их убедить, что это не верно, что люди из племени бома так же добры, как и люди из племени занго, но Амбо и Зинга качали головами и повторяли то, что они слышали от других:
— Биляр бома уин-уин.
— А Арики?
— Арики уин-уин, — тихо прошептала Зинга.
— А почему он согласился, чтобы я жил в этой хижине?
— О, ты спас Боамбо от смерти, — воскликнула Зинга.
— Арики боится тебя, — заметил Амбо.
— Почему?
— Потому что ты лапао. Потому что у тебя есть ружье, которое делает гром. Потому что ты можешь сжечь море.
— Сжечь море? — изумился я. Амбо кивнул головой:
— Да. Ты раз зажег воду у нас дома...
— Когда я зажигал воду?
— Тогда, когда змея укусила нашего набу. Тогда ты налил воду в белую скорлупку и зажег ее. Арики видел и очень испугался.
Я вспомнил, что тогда зажег на блюдечке спирт, чтобы обжечь иглу шприца. Арики и все остальные подумали, что это вода, и решили, что я могу зажечь воду в океане...
Мы сошли в хижину. Зинга начала чистить раковиной таро и ямс, а мы с Амбо отправились за водой. Я наполнил тростниковую «бутылку» холодной водой из маленькой речки, протекавшей поблизости, а Амбо наполнил другую водой из океана. Когда мы возвратились в хижину, Зинга уже успела почистить таро и ямс и положила их в горшок. Амбо налил в него пресной воды, налил немного и соленой и поставил на три камня над огнем, а Зинга нарезала листья бататов и молодые побеги сахарного тростника, положила их в горшок и покрыла его скорлупой кокосового ореха.
Солнце уже спустилось над заливом. Жара начала спадать. Из лесу долетали голоса птичек, кричали попугаи. Пришел Гахар, принес мне крупный кокосовый орех, сообщив, что к вечеру он отправляется на рыбную ловлю.
— А я могу поехать тобой?
Гахар кивнул головой:
— Как зайдет солнце, приходи к пирогам.
Мы сели на нары. Гахар молча посматривал на меня, как будто хотел что-то сказать.
— Говори, говори, — поощрил я его. — В чем дело?
Он сказал, что в одном соседнем селении умерла какая-то женщина, и спросил, могу ли я ее оживить? Я уже говорил ему однажды, что не могу оживлять умерших людей, но, видимо, он тогда не поверил.
— Андо может разбудить умершего человека, но не желает, — упрекнул он меня.
Что ему сказать? Как его убедить, что смерть — это такой судья, приговор которого никто не может отменить? Все равно он мне не поверит. По его мнению, белый человек с луны все может. Раз он может зажечь воду в океане и делать гром, почему ему не оживить умершего человека? Ведь тана Боамбо должен был умереть, а белый человек его спас...