Остров

Кокоулин Андрей Алексеевич

– Так ты идешь? – спросил Ляпа, пройдя десяток шагов вперед.

– Что? Да, иду.

Игорь нагнал приятеля, углубляясь в переулок.

– А «Темный город» про что?

– Фантастика, – сказал Ляпа.

– Ну, это понято. А у меня – во.

Игорь с шагом повыше задрал ногу, показывая обжавший ступню кроссовок. Классный белый кроссовок с синими вставками.

– Ух ты! – оценил Ляпа. – Новье?

– Нет, старье! Зачем я бы тебе старье показывал?

– А чья фирма?

– «Пума».

– Круто. «Пума» – это круто.

–

Еще бы! Штуку стоили! – сказал Игорь.

Ляпа погрустнел.

– Мне родаки таких шузов ни в жизнь не купят, – сказал он.

Игорь фыркнул.

– Думаешь, у меня без боя обошлось? Отец ладно, вообще ни в чем не рулит, а мать закусилась: нахрен тебе кроссовки, с чего вдруг тебе кроссовки, и без них проживешь, как сто лет жил до этого.

– И чего? – спросил Ляпа.

– Как видишь.

Они вышли на Пожарную. Впереди у перекрестка, где один напротив другого стояли ларьки с водкой и сигаретами, курили четверо парней. Вид у парней был шакалий. Трое бритых, один с усиками. Может быть пива возьмут и отвалят. А может быть заприметят Игоря с Ляпой и примутся щемить на предмет платного прохода по их улице.

Ляпа, естественно, сдрейфил.

– Повернем? – неуверенно спросил он.

У Игоря, честно говоря, тоже засосало под ложечкой, но он только сморщился.

– Просто зайдем в магазин.

Магазин как раз был в пяти шагах, звался «Кулинария». Нырнуть в него – секундное дело. Внутри пахло свежим хлебом, дородная продавщица маячила за прилавкам, очередь к ней насчитывала четыре старушки и одного пацана лет восьми-девяти. В окно было видно, как низкое солнце из каждого пешехода выбивает длинную тень.

– Так, отойдите. Что вы здесь забыли?

Какая-то сердитая женщина примерилась взвесить у контрольных весов, где стоял Ляпа, только что купленный творог.

– Да мы ничего, – возразил Ляпа.

– Знаем мы, как вы ничего, а потом сумки оказываются порезаны, – сказала женщина.

– Ладно, пошли, – потянул приятеля Игорь.

Шакалы у ларьков рассосались, но Ляпа на всякий случай предложил перейти улицу, объяснив, что он не ссыт, но ему было бы обидно потерять кассету. «Темный город» он еще не смотрел, да и фильм, честно говоря, не куплен, а взят по дружбе у знакомого. Потом еще на начало надо перемотать будет.

Игорь был не против – перешли.

Улица кривилась, двоилась, тускнела, и ясно было, что это неспроста. Сначала было не страшно, но неуютно. А потом уже и страшно, потому что Ляпа зачем-то добавил, что кассета – это фигня, а вот новые кроссовки – куда более ценная добыча. Пришлось крутить головой, как радаром. Ну, Ляпа, ну, ляпнет же, придурок!

На входе в подвал сидел Ромыч.

– О, Лага! – обрадовался он. – Ты же вроде насовсем убежал.

– Это от травки, – сказал Игорь.

Ромыч изменился в лице.

– Ты на всю улицу-то не кричи, – тихо сказал он. – С ума что ли? Дело все-таки не совсем законное. И охотников, знаешь,

много.

– Я понял, – кивнул Игорь.

– О, кроссы новые!

– Ну! Крутотень?

Игорь поднял кроссовок на уровень Ромычева лица, благо со ступенек задрать ногу было не сложно.

– Блин, куда суешь? – Ромыч отбил кроссовок в сторону. – «Адидас»?

– «Пума»!

– А у меня – фильм, – сказал Ляпа.

– Ах, да, – Ромыч вспомнил свои обязанности и, потеснившись, открыл проход: – Прошу до нашего шалашу. Только Чехова пока нет.

– А где он? – повернулся Игорь.

– Кажется, в магазин ушел. Ты, кстати, взнос принес?

– Ну, да.

– Это хорошо, – сказал Ромыч и пояснил: – Без взноса первый раз на входе дежуришь, как я сегодня, а потом – ауфвидерзеен.

– Девчонки тоже уже здесь?

– Проходи – увидишь.

Ромыч сел на стул и достал из кармана брюк «электронику». Прибор запикал под его пальцами. Пик-пик, пик-пик.

– Яйца ловишь? – спросил Игорь, наклоняясь.

– Нет, чешу.

Раздался резкий звук, и Ромыч дернул ногой с намерением достать Игоря в голень.

– Блин, Лага, из-за тебя одно яйцо разбил!

Игорь отскочил.

– Но второе-то осталось. Береги его!

Радостно ухая, он миновал тамбур и вслед за Ляпой ввалился в основное помещение, к трубам и дивану, к видеодвойке и столу для пинг-понга. Ощущение дикости, глупости, нелепости собственного поведения укололо и пропало. Я молод, и все тут! У меня гормоны, энергия, которую некуда девать, и новые кроссы. О, кроссы! О чем сожалеть, к чему думать? Это же период жизни без башки!

На диване сидел Титыч и тискал в руке грудь Ленки Рачкиной. Рачкина сидела красная и стойко сжимала губы. Чира пристроился в кресле через стол и смотрел на упражнения Титыча с гнусной ухмылкой.

– Пять, – сказала Рачкина, и Титыч с неохотой убрал пятерню.

– Привет!

Ляпа, хлопнувшись ладонями с парнями, сразу подскочил к видеосистеме, зашуршал пакетом с кассетой.

– Мужики!

Игорь пожал холодную, шершавую ладонь Чире, стукнулся кулаками с Титычем.

– О, господин Олень!

Рачкина рассмеялась.

– Ну какой я, блин, олень? Я так, – сказал Игорь. – А во что играете?

– Время убиваем, – сказал Титыч и потянулся к карточной колоде, лежащей на столе. – Чисто до Чехова.

Он лениво перетасовал карты.

– На желания? – спросил Игорь.

– Ну, типа того.

– В игру царских офицеров, – добавил Чира.

– Это какую? – обернулся Ляпа.

Чира шевельнул плечами.

– Вытягивают из колоды по карте. У кого карта младше, тот стреляется, – он приставил два пальца наподобие пистолетного ствола к подбородку.

– Ни фига себе!

– Ну, мы, положим, не стрелялись, – сказал Титыч сердито. – Проигравший отвечал желанием.

Он раздал карты на четверых. Остаток колоды хлопнулся на восьмерку червей.