Остров
Шрифт:
– Ну, и я буду, – сказал Титыч.
– Ирка, а ты? – спросил Чехов.
– Не, я позже, – сказала Королева.
– Лага?
Игорь мотнул головой.
– Понятно, Оленю пока не наливать, – сострил Чехов. – Из него еще травка не выветрилась.
Все засмеялись. Чехов встал с дивана, прошел к холодильнику, открыв дверцу, зашуршал пакетом.
– Чира!
Золотистая банка сверкнула в воздухе.
– Ё! – крикнул, пряча голову, Ляпа.
– Хоп! Принял, – Чира поймал банку в ладонь.
Он
– Титыч!
Второй презент полетел в сторону дивана. Титыч торопливо бросил карты, но банка, удалившись о его руку, отскочила в сторону.
– Чехов, ты это… – сказал Титаренко, потирая предплечье. – Поосторожней.
Он поставил банку на стол.
– Голд фассл пилс, – прочитал Ляпа.
– Теплое еще, – сказал Чира.
– Какое есть.
Взяв еще две банки, Чехов забрался обратно на диван.
– Все. Я – все, – Рачкина, вернувшись, плюхнулась на свое место. – Можете начинать.
Чехов дал одну банку Королевой.
– Ну, Титыч, давай.
– Так все, колода готова, – сказал Титыч.
– Чира.
Чира сделал еще глоток и протянул пиво Рачкиной.
– Будешь?
– Чира, не время для телячьих нежностей, – сказал Чехов.
Рачкина покраснела, но банка все же перекочевала из рук в руки. Чира невозмутимо почесал шею и придвинулся к карточной колоде.
– Наверное, надо уже это прекращать, – сказал он, поджимая губы.
Через секунду под его пальцами самая верхняя карта слетела на стол «рубашкой» вниз. Хлоп! Чира по-тарзаньи, ухая, несколько раз стукнул себя кулаком в грудь. Король! Бубновый король! У-ха-ха!
– Все, – выдохнул Ляпа, и Игорь вновь почувствовал слабость в животе.
Король рядился восточным султаном в халате и тюрбане, смотрел надменно, с презрением и, видимо, не считал возможным обращать внимание на разворачивающуюся трагедию. Выскочил ведь какого-то хрена из колоды!
– Давай, Олень! – завопил, как дурной, Чехов. – Мы за тебя болеем!
– Я тоже, – сказала Ирка.
Игорь смутился.
– Так король. Не, я попробую, конечно…
– Все, всем тихо! – распорядился Чехов. – Ляпа – торжественную дробь.
Ляпа забарабанил ладонями по столешнице. Трум-трум, трум-трум. Чира фыркнул и скрестил руки. Тр-рум!
– Тяни, Лага, – сказал Титыч.
Игорь посмотрел на Королеву.
– Вытяни туза, – пожелала она.
– Но лучше короля, – сказал Чехов. – Чтобы держать марку.
– Нет, туза.
Ирка сделала руками несколько пассов, как заправский медиум или ворожея, призывая на Игоря удачу. Восхитительные глаза ее смеялись.
– Можно я тоже? – спросил Чира. И вскинул руки к потолку. – Шестерку! Шестерку!
–
– Тише! – прикрикнул Чехов. – Во разорались. Олень сам знает, что вытягивать. Давай, Олень.
Игорь вздохнул и сдвинул несколько карт с колоды. Надо разминать лицо, зашевелились в голове мысли. По нему будут бить, надо разминать. А куда мы пойдем? Не в коридор же с трубами? Значит, наружу.
А вернется только один.
– Лага! Чего застыл? – спросил Чехов.
– Сейчас…
Игорь сдвинул еще десяток карт. Вот бы изображение верхней карты на мгновение проступило сквозь «рубашку». Хотя бы пятнышком с краю. Не было бы проблем. Ляпа, как нарочно, выдал еще одно трум-трум ладонями, сбивая с настроя. Чира щелкнул костяшками.
– Ладно.
Игорь прижал карту пальцем и спустил ее с колоды на стол.
– Наверное, надо перевернуть, – сказал Ляпа.
Словно, блин, открытие совершил! У одного – открытие, у другого – судьба. Перевернешь – и все. Чехов фыркнул.
– Ну, да, Олень, надо бы открыться.
– Да, понятно. Только я сначала сам посмотрю, – сказал Игорь.
– Так смотри.
– Смотрю.
Игорь резко смахнул карту к себе, прижал к груди, чтобы никто даже краем глаза не заметил, что там изображено. Впрочем, сам он уже понял, что «картинкой» там и не пахнет. Девятка или десятка. Жопа. На миг подумалось: надо разыграть радость, будто вытянул туза, и смешать карты. Или даже бежать. Да, бежать. Подкинуть карту – и деру. Ноги у него длиннее, кроссовки новые, фиг Чира его догонит. О Королевой, правда, придется забыть. О подвале. В школе все сразу станет известно. Кто трусов любит? Никто.
– Ладно, – сказал Игорь, – продул я.
Он сбросил карту. Десятка треф. Жопа, как и сказано.
– У-у-у! – разочаровано провыл Ляпа.
– Да, – сказал Чехов, – чуда не произошло.
Он вскрыл банку пива и подал его Игорю.
– Не, – мотнул головой тот.
– Зря, притупляет болевые ощущения.
– Может я его не больно, – сказал Чира и заулыбался.
Он стал вдруг Игорю ненавистен. Длинноносый, смуглый, с тонкими губами и колючими, злыми глазами.
– Зрителей не приглашаете? – спросил Чехов.
– Нет, – сказал Игорь.
– Так чего, пошли, выпендрежник?
Чира попытался схватить Игоря за шиворот, но тот сердито отмахнулся.
– Руки!
– Хорошо, – Чира подождал, пока противник встанет. – Пошли-пошли.
– Иду!
Игорь оглянулся. Королева с отсутствующим видом рассматривала десятку треф. Чехов пил пиво. Титыч, наклонившись, через Рачкину шептал что-то на ухо Ляпе. У одной лишь Рачкиной лицо был полно сочувствия и сострадания. Но это, видимо, потому, что Титаренко упирался локтем в ее ногу.