Осужден пожизненно

Кларк Маркус Эндрю

– И когда же вы отправляетесь? – спросил Фрер.

– Со дня на день жду приказа, – ответил Блант с явным облегчением. – Я зашел к вам просто на всякий случай – а вдруг еще что-нибудь подвернется.

Фрер молча играл перочинным ножом. Нож с резким стуком падал на стол между его пальцами. После некоторого молчания он спросил:

– А откуда у нее деньги?

– Почем мне знать? – с искренним недоумением ответил Блант. – Понятия не имею. Говорит, что скопила. А в общем, это меня не касается.

– Вы действительно ничего об этом не знаете? – спросил Фрер, закипая злостью.

– Я? Ничего.

– Если тут пахнет жареным – так пусть она лучше держит нос по ветру! – вскричал Фрер. От волнения он стал

употреблять жаргонные словечки арестантов. – Она меня знает. Скажи ей, что она у меня на прицеле. Пусть помнит уговор! Если она выкинет какой-нибудь фортель, пусть пеняет на себя!

Фрер с такой силой и злостью бросил нож, что задел палец и разрезал его до кости.

– Я ей скажу, – ответил Блант, отирая пот со лба. – Уверен, однако, что вас она не предаст. Я загляну к вам, когда вернусь, сэр.

Выйдя на улицу, Блант облегченно вздохнул.

– Опасная игра, не дай бог, – пробормотал он, живо припомнив, каким бывал Фрер в ярости. – Но есть только одна женщина на свете, ради которой я, как дурак, готов в нее играть.

Морис Фрер, обуреваемый подозрениями, велел пополудни оседлать коня и поехал взглянуть на коттедж, который купила владелица торговых складов Пэрфой. Он увидел невысокое белое здание, расположенное в четырех милях от города, на дальнем краю косы, омываемой глубокими водами гавани. Между проезжей дорогой и домом раскинулся ухоженный сад, в нем Фрер увидел человека, копавшего землю.

– Здесь живет миссис Пэрфой? – спросил он, открывая чугунную калитку.

Человек кивнул, недоверчиво вглядываясь в посетителя.

– Она дома?

– Ее нет.

– А вы уверены?

– Если не верите, пройдите в дом, – сказал садовник не очень учтиво, как мог бы ответить вольный человек.

Фрер ввел лошадь в ворота и прошел в конец широкой, аккуратно выметенной подъездной аллеи. Лакей в ливрее, вышедший на его звонок, сказал ему, что миссис Пэрфой уехала в город, и захлопнул дверь перед его носом. Фрер, еще более изумленный такими проявлениями независимости, постоял в негодовании, склоняясь к тому, чтобы проникнуть в дом силой. Взглянув через просвет между деревьями, он увидел мачты брига, стоявшего у мыса, и понял, что расположение дома удобно как для мореплавания, так и для сухопутных путешествий. Существовал ли какой-то особый расчет при выборе места для постройки дома, или оно было выбрано случайно? Его охватила тревога, но он постарался унять ее.

До сих пор Сара держала свое обещание. Она начала новую, более достойную жизнь, так зачем же искать зло там, где его нет?

Блант, очевидно, не врал. Женщины типа Сары Пэрфой в конце концов добиваются благосостояния и начинают вести, хотя бы внешне, добродетельную жизнь. Вероятно, подлинным владельцем дома, сада, прогулочной яхты и торговых складов является какой-нибудь богатый купец, и в этом случае у Фрера нет никаких причин для беспокойства.

«Укротитель каторжан» явно недооценивал способности Джона Рекса. С той минуты, как Рекс услышал приговор к пожизненной ссылке, он твердо решил бежать и направил всю силу своего изворотливого и отнюдь не щепетильного ума на измышление лучшего способа для достижения этой цели. Первой задачей его было достать деньги. Сначала он надеялся заполучить их посредством письма к Бликсу, но, узнав от Микина о судьбе этого письма, он решил достать их менее приятным способом – через Сару Пэрфой.

Характерной чертой жестокой натуры этого человека была неблагодарность, и хотя Сара любила его, последовала за ним на каторгу и сделала целью своей жизни его освобождение, он не питал к ней ни малейшей привязанности. Его привлекала ее красота, когда он был Лайонелом Крофтоном и вращался в темных кругах ночного Лондона. Ее таланты и ее преданность являлись для него второстепенными качествами – их можно было использовать;

положенные на чашу весов рядом с пресыщенной любовной страстью, они не весили ничего. В течение двенадцати лет, миновавших с той поры, когда собственное дерзкое легкомыслие отдало его в руки правосудия в доме фальшивомонетчика Грина, он ни разу не пожалел о ней. Конечно, ему самому пришлось много перенести, и вся прежняя жизнь для него как бы исчезла. Но услыхав, по возвращении в Хобарт-Таун, что Сара Пэрфой все еще находится в этом городе, он обрадовался, зная, что найдет в ней союзницу, готовую ради него пойти на все, что она уже доказала на борту «Малабара». Однако он был и огорчен, так как был уверен, что в награду за свои услуги она потребует от него любви, которая давным-давно угасла. И тем не менее он решил использовать ее. Потом он найдет способ от нее избавиться, если она ему надоест.

Его притворная набожность немало помогла ему. Хотя Фрер и расшифровал тайный смысл письма, все же Рекс завоевал доверие Микина, сочинив для ушей этого достойного человека невероятную и печальную историю. Он был, по его словам, сыном англиканского священника, чье имя он, из почтения к духовному сану отца, никогда не произнесет. Сослали его за подлог, которого он не совершал. Сара Пэрфой была его женой – заблудшей, потерянной, но все же любимой женой. Будучи невинной и доверчивой девочкой, она решилась в память обета, данного ею перед алтарем, последовать за своим мужем в место его ссылки и для этого нанялась в служанки к миссис Викерс. Но увы! Лихорадка приковала ее мужа к постели, и Морис Фрер, этот злодей и распутник, воспользовался беззащитностью его жены и обесчестил ее. Рекс туманно намекнул на то, как облеченный властью соблазнитель надругался над женой больного и беспомощного человека. Он так напугал бедного Микина, что если бы речь шла не о делах давно минувших, тот счел бы своим долгом пересмотреть свое отношение к веселому зятю майора Викерса.

– Я не желаю ему зла, сэр, – сказал Рекс. – Вначале я питал к нему злые чувства, была даже минута, когда я мог бы убить его, но когда он оказался в моих руках, я, как вы знаете, не нанес ему удара. Нет, сэр, – я не в силах совершить убийство!

– Это очень похвально, – сказал Микин, – весьма похвально.

– Бог сам накажет его в свое время, – продолжал Рекс. – Но больше всего я печалюсь о бедной женщине. Я слышал, что она в Сиднее, ведет добродетельную жизнь, и сердце мое обливается кровью при мысли о ней.

Вздох был так тяжек, что мог бы принести ему славу на подмостках.

– Мой дорогой друг, вы знаете, где она живет? – спросил его Микин.

– Знаю, сэр.

– Вы можете написать ей письмо.

Рекс для виду поколебался, как бы борясь с самим собой, а затем решительно сказал:

– Нет, мистер Микин, я не стану писать.

– Но почему же?

– Вы же знаете порядки, сэр, – комендант читает все письма. Как я могу написать моей бедной Саре то, что прочтут чужие глаза?

Говоря это, он исподтишка следил за пастором.

– Да, вы правы, – сказал Микин, подумав.

– Вот то-то и оно, сэр, – вздохнул Рекс и опустил голову на грудь.

На следующий день Микин, краснея от сознания, что он нарушает правила, сказал своему подопечному:

– Если вы обещаете мне не писать ничего такого, что не пропустил бы комендант, я перешлю письмо вашей жене.

– Благослови вас бог, сэр, – сказал Рекс.

Он потратил два дня на сочинение послания, в котором должен был изложить Сэре Пэрфой план действий. Письмо это было образцом композиции особого рода. Все было изложено предельно четко и кратко. Не было пропущено ни одной нужной детали и не содержалось ни одной лишней строки, которая могла бы Сару озадачить. Он принес Микину письмо незапечатанным. Капеллан посмотрел на него с интересом и с некоторым подозрением.