Освобождение
Шрифт:
— Прощение приходит только с божественным наказанием, Айви. С искуплением грехов.
Толкнув меня вперед костяшками пальцев, он рвет мои колготки, и я хватаюсь рукой за стену, чтобы не упасть. Вновь обретя равновесие, я обхватываю лодыжки, как он мне велел, и, облизывая губы, представляю себе, как этот паддл обожжет мою плоть.
Гладкий, холодный предмет касается моей киски, и я впиваюсь ногтями в щиколотки, мышцы дрожат от дополнительного дисбаланса, вызванного все еще надетыми на мне туфлями на высоких каблуках.
— Я купил его в Нью-Йорке. Как только я увидел его в одном из тамошних
— Что ты делал в секс-шопе?
— Искал тебе подарок, — он раздвигает мои ягодицы и стонет, водя большим пальцем вверх-вниз по моей промежности.
Закрыв глаза, я фокусируюсь на его прикосновении, на приятном ощущении от касания его кожи к моей чувствительной плоти.
От внезапного удара по заднице у меня из груди вырывается крик, и, прикусив губу, я концентрируюсь на разлившейся вслед за этим волне восхитительной боли. За первым шлепком следует еще один, от чего под моими полуприкрытыми веками мелькают неровные вспышки света. Мимолетная боль оставляет за собой приятное покалывание.
— Таинство Покаяния — это самый прекрасный акт послушания. Он возрождает и очищает. А ты нечиста, не так ли, p'echeresse?
Его большой палец прижимается к моему анальному отверстию, и тут я чувствую, как у меня на языке растекается солоноватый вкус крови, и только тогда понимаю, что прикусила губу.
Мою плоть обжигает еще один резкий шлепок, и я вскрикиваю от расползающейся по заднице боли наказания. Кожу щекочет прохладный ветерок, и, повернувшись, я вижу, что Дэймон обхватил меня за ягодицы и слегка дует на истерзанную плоть.
— Наверное, в тот раз я был слишком груб? — суровый командный тон сменяется прежним ласковым голосом, и я практически слышу в его словах раскаяние.
— Я в порядке, — все еще сгорая от похоти, хриплю я.
Он обходит меня и становится прямо передо мной. Что-то касается моих губ, и, подняв глаза, я вижу зажатый у него в кулаке член. Он проводит уже влажной головкой по моей щеке, и размазанная по коже жидкость тут же высыхает. Его член снова скользит по моим губам, и, не убирая рук с лодыжек, я напрягаю шею, чтобы взять в рот его кончик. Но тут Дэймон резко хватает меня за волосы и от вспыхнувшей боли я порывисто втягиваю носом воздух.
— На колени.
Мне не нужно поднимать голову, чтобы понять, что он произносит эту фразу сквозь стиснутые зубы.
Отпустив лодыжки, я опускаюсь на колени и, наконец, выпрямившись, снова беру его в рот. От посасывающих движений у меня приятно ноет челюсть, по моим нетерпеливым губам скользят его выпирающие вены и нежная кожа.
— На кровать, Айви. Я больше не могу. Мне нужно быть внутри тебя.
Едва услышав его приказ, я, пошатываясь на высоких каблуках, бросаюсь к кровати, и как только мои колени касаются матраса, Дэймон хватает меня за бедра и рывком притягивает к себе. Прижавшись к моему входу, он проскальзывает внутрь, заполняя меня до предела. Я сжимаю в руках простыни, чувствуя, как он вцепился мне в кожу и вколачивается так глубоко, будто, честное слово, проткнет меня насквозь. Уткнувшись головой в матрас, я выдыхаю последние остатки воздуха и пьянею от эйфории и наслаждения. И пока Дэймон что
Грубые пальцы впиваются в нежную плоть, его темп усиливается от прилива крови, что наполняет пульсирующий во мне член.
— А, черт!
Я достигаю кульминации, и обжигающее покалывание сменяется прохладной волной. Дэймон направляет теплые струи своей спермы мне на задницу, и они стекают по моим бедрам. Это, наверное, самый быстрый секс, что у нас был.
— А ты и впрямь по мне скучал, да? — тяжело дыша, спрашиваю я и чувствую, как бешено колотится о ребра моё сердце.
Матрас резко проминается, и Дэймон падает рядом со мной на кровать, его кожа блестит от пота.
— Больше, чем хотелось бы признать.
— В каком смысле?
Он проводит рукой по лицу с видом человека, измученного своими желаниями.
— А в том, что гостиничное одеяло, под которым я спал, скорее всего, знавало лучшие времена.
У меня из груди вырывается смешок, и я ползу по влажным, смятым простыням, чтобы лечь рядом с ним.
— Тебя навещала старая подружка или типа того?
Он опускает руку, и подняв с подушки голову, устремляет на меня хмурый взгляд.
— Прости, я не знала, что священники в свободное время мастурбируют, — я провожу пальцем по его соску и поднимаю глаза на Дэймона. — Так вот чем занимаются священники, когда они одни в постели?
— Я понятия не имею, что делают другие священники, когда они одни в постели.
Я снова ухмыляюсь, но тут у меня в голове проносится лицо Кэлвина, и смех тут же стихает. Этот придурок никогда не оставит меня в покое.
— Дэймон, мне необходимо кое-что тебе сказать.
Мне не хочется ему говорить, но молчание очень похоже на ложь, хотя, может, все потому, что он священник, но это не даёт мне покоя.
— Что такое?
— Я ходила в дом Кэлвина…
— Айви..., — перебивает он, прикрыв ладонью глаза. — Тебе не следует вот так повсюду шнырять. Кто-нибудь может тебя увидеть.
— Хм. Кое-кто уже увидел.
Дэймон резко поднимается и буравит меня взглядом.
— Один из друзей Кэлвина. Парень, с которым он играл в карты. Я сказала ему, что приехала забрать свои вещи. Что мы расстались.
Дэймон с недовольным стоном откидывается на подушку, и от этого мне становится еще хуже.
— С моей стороны было большой глупостью туда возвращаться, но у него осталась та медкарта из больницы. А если бы кто-нибудь ее нашел? Она привела бы его в моё отделение. Прямиком ко мне.
Дэймон вздыхает, подложив руку под голову.
— Тебе удалось забрать эту медкарту?
— Да. И его компьютер.
Он снова устремляет на меня взгляд.
— Компьютер?
— У него были мои обнаженные фотки. Опять же, мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь нашел это дерьмо. Это могут посчитать мотивом. Ты что, не смотришь криминальные сериалы?
— Да вся моя жизнь была практически сплошным криминальным сериалом. И хотя я понимаю и ценю твое желание уничтожить все зацепки, суть в том, что то, что ты сделала, было очень опасно. Ты хоть знаешь этого парня? Чем он занимается? Потому что я предполагаю, что любой друг Кэлвина так или иначе связан с его бизнесом.