Освобождение
Шрифт:
— Синдром смены часовых поясов, — выдыхаю я.
— Ах, да. Ты, наверное, устал. Возможно, тебе стоит немного вздремнуть.
Напрягшись всем телом от ее натиска, я зажмуриваюсь и, когда Айви своими влажными губами засасывает мой член в рот, такой теплый и нежный, мне приходится сжать пальцы, чтобы не вцепиться в них зубами.
— Наверное, ты... прав. Мне... не… очень хорошо, — у меня в легких замирает воздух. Айви проводит языком по влажной головке, и я задерживаю дыхание.
Озабоченно сдвинув брови, Руис наклоняет голову.
—
На долю секунды, я представляю себе на месте рта Айви руку помогающего Руиса, и мне хочется съежиться, но вместо этого я отчаянно мотаю головой.
— Я... лучше вздремну. Как ты и советовал, — прерывисто выдыхаю я и с побелевшими от напряжения руками жду, когда он свалит к чертовой матери из моего кабинета.
— Хорошо, хорошо. Может, пообедаем вместе?
— Конечно. Обед... обед… идёт.
— Отлично, я закончу с Айви и встречусь с тобой в доме приходского священника.
— Ладно, я тоже закончу с Айви, — при этих словах меня охватывает паника, и когда Руис в замешательстве наклоняет голову, я издаю нервный смешок. — Я имею в виду документы. Когда я закончу... с бумажной работой.
— А, ладно, — кивнув, он поворачивается и выходит из кабинета.
Как только за Руисом закрывается дверь, я отталкиваюсь от стола, разъяренный и такой твердый, что моим членом можно забивать гвозди. От ее пытки на нем остались следы губной помады, и, когда Айви поднимается на ноги, я толкаю ее на свой стол.
— Ты понятия не имеешь, с чем играешь, женщина.
— О, еще как имею, — она проводит языком по губам, и у меня по спине снова пробегает дрожь, а ноющая боль в яйцах становится просто невыносимой. — Он уже много раз был во мне.
— Тебя ищет Руис. Тебе лучше его найти, — я перевожу глаза на ее рот, затем обратно. — Сначала вытри помаду.
Айви бросает взгляд на мой пах, затем снова на меня.
— Тебе бы тоже не помешало вытереть помаду.
С большой неохотой я убираю член в брюки и поправляю рубашку.
— Я приду к тебе сегодня вечером. Ровно в шесть.
Ее лицо становится настолько самодовольным, что мне хочется сбить эту ухмылку у нее с губ.
— Буду ждать с нетерпением.
— Не снимай колготки, — наклонившись, я целую Айви в щеку, намеренно избегая ее красных губ. — И эти туфли на каблуках тоже.
Приподняв бровь, она вытирает размазанную помаду той же салфеткой, которой совсем недавно промокала слезы.
— Да Вы извращенец, святой отец.
— Я же просил, когда мы этим занимаемся, называть меня Дэймон.
— А мне нравится называть тебя «святой отец». Звучит совсем как «папочка», — обвив рукой мою шею, Айви целует меня в щеку, и как только она отстраняется, я провожу по этому месту рукой, чтобы стереть улики. — А еще я накрашу губы свежей помадой.
Пока она идет к двери, я пялюсь на ее ноги, и черные колготки напоминают мне о дыре, которую я проделал всего несколько мгновений назад.
Проклятье, эта женщина меня погубит.
Вернувшись
— Ты ведь с юга, верно? — спрашиваю я, прежде чем запихнуть в рот кусок бутерброда.
— Да, из Сан-Диего. Я родился в Чула-Висте.
— Ты когда-нибудь был в Калексико?
— Ну конечно! Я знаю священника из церкви Девы Марии Гваделупской. Мы с ним учились в семинарии.
— Серьезно?
— Да, он очень уважаемый в своей общине человек. Хотя, как я понял, и немного перегруженный.
— Это как?
— За последние несколько лет его паства разрослась прямо-таки в геометрической прогрессии. У него на шесть месяцев вперед запланированы свадьбы, Кинсеаньеры, крещения. А там только он один. (Кинсеаньера — в странах латинской Америки возраст совершеннолетия девочек, символизирующий переход от подросткового возраста к взрослой жизни. Кинсеаньера празднуется в день пятнадцатилетия — Прим. пер.).
— А что же Епархия не пошлет ему кого-нибудь в помощь?
— Они посылают, но всё бесполезно. Люди в общине стали доверять Хавьеру, — Руис наклоняет голову и кладет свой панини на тарелку. — Что тебе нужно в Калексико?
Уклонившись от его вопроса, я неспешно отпиваю воду, обдумывая свой ответ. Я не знаю, почему вообще об этом спросил. Я уже отказался от идеи разыскать Эль Кабро Бланко и решил снова стать хорошим парнем.
— Просто любопытно.
— Я думал предложить ему помощь, но... эти банды и картели слишком опасны. Я читал о тех ужасах, которые они проделывали с ни в чем неповинными людьми. Меня не удивляет, что прихожане снова обратились к вере.
— А как насчет Хавьера? Как он справляется с захлестнувшим город насилием?
Отложив бутерброд, Руис слегка приподнимает подбородок и облокачивается на стол.
— Ты знаешь, это странно. Но думаю, его уважают. Для некоторых людей вера — это очень сильная связь. Даже для тех, кто совершает чудовищные преступления.
Я смотрю на свою еду, вспоминая, как вначале этой недели убил человека, и первое, о чем тогда подумал, это, как же разочаруются во мне Руис и епископ Макдоннелл, если когда-нибудь об этом узнают.
— Да, это так.
— Ну, на твоем месте я бы держался от этого подальше. Слышал, что многие преступники сами стремятся в такие пограничные города.
— Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Кабро Бланко?
Руис отводит взгляд и хмурится.
— Я бы посоветовал тебе не слишком часто упоминать это имя. Даже здесь.
Если не считать моего отца, я никогда еще не встречал человека, чьи злодеяния сделали бы его имя нарицательным от восточного до западного побережья.
— Значит, все, что о нем известно — это его репутация?