Освобождение

Лейк Кери

— Его застрелили члены банды.

— Это были не члены банды. Гораздо хуже. В бандах существует братство. Дружба. А это был бизнес. Никакой семьи. Никакого сердца.

— А почему в тот вечер ты с ним не пошел? — мне становится интересно, скажет ли он, что это было божественное вмешательство или проведение свыше, и что ему повезло остаться в живых.

Вместо этого Серхио качает головой и стряхивает пепел.

— В самую последнюю минуту я струсил. Решил, что не хочу увязнуть во всем этом

дерьме. Хотя должен был. Я должен был с ним пойти. Может, он все еще был бы жив.

Я опускаю глаза и качаю головой.

— Ты не можешь знать наверняка.

Парень не отвечает, по-прежнему глядя куда-то вдаль.

— Серхио... ты знаком с человеком по имени Эль Кабро Бланко?

Он резко поворачивается и, нахмурив брови, переключает свое внимание на меня.

— Где ты слышала это имя?

— Да так. Краем уха.

— На твоём месте, я бы не очень о нем распространялся. Пойдут разговоры. Люди начнут что-нибудь подозревать.

— Ты о нем знаешь?

— Все о нем знают.

— Не в курсе, как он выглядит?

— Я никогда его не видел. Но люди говорят, что он здоровый. И глаза у него черные, как смерть.

— Звучит…как что-то из Сумеречной саги.

— Слушай, не связывайся ни с этим именем, ни с этими людьми, ладно? Они не очень хорошие.

— А почему они плохие?

— Они гробят детей. Насилуют женщин. Убивают братьев.

— Это они убили твоего брата. Точнее он. Эль Кабо Бланко.

Серхио щелчком выбрасывает сигарету на улицу и вскакивает на ноги.

— Айви, я не буду повторять. В этом месте… девчонка, которая повсюду сует свой нос, остается без носа.

Покраснев от досады, он уносится прочь.

32.

Дэймон

Хотя вся служба проходит на испанском языке, я все равно прихожу на нее после утренней молитвы, но голос отца Хавьера — это лишь бессмысленный фоновый шум, сопровождающий метущиеся у меня в голове мысли.

Накануне вечером я открыл дверцу прикроватной тумбочки, и обнаружил в ней такое, чего не видел никогда в жизни. Что-то, от чего теперь не свожу глаз с отца Хавьера, рассматривая его гораздо пристальнее, чем раньше, пытаясь найти подтверждение того, что этот человек способен на все те зверства, о которых я слышал. Что он способен хладнокровно убить мою семью.

Дно шкафа было вынуто, и в темноте виднелась дыра. Такая большая, что в нее можно было пролезть и спуститься по проделанной в ней лестнице. Подземный туннель, который, как я догадываюсь, использовался или, скорее всего, используется для контрабанды наркотиков.

Да и кто станет подвергать сомнению или удосужится

проверять дом приходского священника?

Может, именно поэтому никто из других священников тут не прижился. Может, они начали болтать. Наверное, я бы тоже так поступил, если бы не был родом из мира, где держат врагов на виду, пока они не соберутся нанести удар.

После службы я, пользуясь возможностью, благословляю в притворе некоторых прихожан, большинство из которых меня игнорируют и идут к отцу Хавьеру. Несколько молодых женщин кокетливо мне улыбаются, но по большей части у меня такое чувство, что они еще меня не приняли.

Отойдя на несколько шагов, я наблюдаю за тем, как он взаимодействует с прихожанами, за тем, как ласков и добр с ними Хавьер. Гораздо больше, чем кажется. В его легкой улыбке и в том, как между благословениями он сцепляет пальцы, чувствуется некий дискомфорт.

Это его маска, облик, который он надевает для других, и я намерен выяснить, что за ним скрывается.

— А вот и он!

Я поворачиваюсь на знакомый голос, и вижу у основания бетонной лестницы машущего мне Гордона.

Я подхожу к нему и с улыбкой протягиваю руку для рукопожатия.

— На службе я Вас не видел.

— Не, я хожу в церковь только по воскресеньям. Я здесь только для того, чтобы переговорить кое о чем с отцом Хавьером.

— А, тогда Вы станете свидетелем моей первой проповеди на новом месте. Или, как я это называю, массовой катастрофы.

— Вы прекрасно справитесь, — он отворачивается от меня, и его лицо расплывается в улыбке, делая резче его и без того глубокие морщины. — Так, так. Вы только посмотрите на эту шумную компанию нарушителей спокойствия!

Вперед выходит красивая молодая девушка с бронзовой кожей и длинными черными волосами, собранными затылке толстой лентой. Девушка одета в бежевую юбку и белый топ; ей, наверное, лет шестнадцать или семнадцать. За ней идет практически ее копия, только чуть постарше, с ослепительной улыбкой и в цветастом платье, а рядом с ней — мужчина в слаксах и белоснежной рубашке.

— Гордон, ты уже пристаешь к новому священнику? — говорит та, что постарше, бросив на меня первый за все утро дружелюбный, а не плотоядный взгляд.

— Кто-то же должен! — он мне подмигивает и кладет руку на плечо молодой девушки. — Отец Дэймон, позвольте представить Вам самую прекрасную семью в Южной Калифорнии. Это Арасели, ее мать Вероника, и наш уважаемый мэр, Рауль Мартинес.

— Мэр? — я протягиваю руку, понимая, что совершил серьезную ошибку, решив, что в церкви у меня получится залечь на дно. Я даже не знаю мэра Лос-Анджелеса. — Рад с Вами познакомиться.

— Добро пожаловать в Калексико. Мы рады, что Вы с нами, отец Дэймон.