Освобождение
Шрифт:
Я знаю, что он меня не вызывал. Я сам вызвался, и, судя по всему, эта инициатива пришлась не ко двору.
— Вижу. Но, может, у меня получится снять с тебя часть нагрузки.
Хавьер ведет меня в дом, куда более современный и ухоженный, чем дом священника в Лос-Анджелесе.
— Практически весь этот дом в твоем распоряжении.
— Ты не живешь в доме приходского священника?
— Нет. Мне нравится иметь личное пространство, поэтому я снимаю дом на другом конце города.
Наша церковь ни за что не стала бы содержать такие хоромы, в которых никто не живет, да еще и платить
— Откуда у церкви такие деньги?
— Щедрые пожертвования от прихожан.
Поднимаясь по лестнице, он указывает на две находящиеся на верхнем этаже спальни, по сравнению с которыми моя прежняя комната просто шкаф. То, что, по всей вероятности, является двуспальной кроватью, не занимает и половины комнаты. Кроме нее там имеется комод из полированного вишневого дерева и гардеробная. Расположенная на противоположной стороне комнаты ванная выглядит, как картинка из журнала, с красивой декоративной плиткой, стеклянной душевой кабиной и блестящей медной фурнитурой. Вычурно.
— Это довольно роскошно, — говорю я.
— Можешь выбрать любую спальню. Они почти одинаковые по размеру и расположению, но из этой открывается красивый вид на окрестности. А из другой — всего лишь на заднюю стену церкви.
За все годы моей работы священником, я никогда не жил ни в чем даже отдаленно напоминающем этот дом, и тем более не видел, чтобы подобное могла позволить себе церковь.
— У меня нет слов. Видимо, вам поступают крупные пожертвования.
— Да, поступают. Наши старшие члены паствы, уже отошедшие от дел, в особенности настаивают на заботе о своем священнике. Должен признаться, именно это меня здесь и держит. Не деньги, конечно, а преданность и душевная щедрость, каких я не видел нигде прежде.
— Аналогично, — я смотрю в окно, где на тротуаре сидит и курит тот самый парень, который недавно показал мне средний палец. — Ты сказал «старшие члены паствы, уже отошедшие от дел», верно?
— Да. Они составляют большинство прихожан.
— А члены гангстерских банд есть?
— Есть несколько. У некоторых из них весьма искаженное представление о том, что считать грехом, но в любом случае, пока церкви нет от них никакого вреда, мы их никак не выделяем. До сих пор это не было проблемой.
— Об одном из них до меня доходили слухи. Он известен под именем Эль Кабро Бланко.
— Ах, да. Легендарный белый козел юга, — несмотря на суровую манеру поведения этого мужчины, в его голосе слышатся нотки веселья.
— Легендарный?
— Боюсь, что эти слухи слегка преувеличивают его реальные достижения.
— Ты с ним знаком?
— Мне известно о нем столько же, сколько и тебе. Если ты останешься здесь чуть подольше, то поймешь, что он не так опасен, как все о нем говорят.
— Думаю, ты первый, кто мне это сказал.
Усмехнувшись, он проходит по комнате и, встав рядом со мной, смотрит на все еще сидящего на тротуаре парня.
— Pajaros.
— Прости, что?
Не сводя взгляда с парня, он кивает в его сторону.
— Они на него работают. На Козла. Он называет их своими маленькими птичками. Как будто бы. Они за всем присматривают. Ты станешь свежей новостью, —
— Спасибо.
— Buena suerte, — говорит он, а затем выходит из комнаты. (Buena suerte (исп.) — Всего наилучшего. — Прим. пер.)
Раздавшийся через несколько секунд хлопок входной двери говорит мне, что он ушел.
Когда я снова выглядываю в окно, парня уже нет.
29.
Айви
Из-за расположенного в задней части здания бассейна мой номер провонял хлоркой, и судя по пульсирующей у меня в черепе боли, мне явно нужно на свежий воздух. Потирая виски, я выхожу на балкон своего номера, что двумя этажами выше тротуара, и закуриваю сигарету. Ладно, воздух не совсем свежий, но сойдет. Хотя Эль-Сентро — один из самых больших городов на юге, он, конечно, не так огромен и отравлен смогом, как Лос-Анджелес.
— ?Como te llamas, Mami? («Как тебя зовут, детка?»(исп.) — Прим.пер.)
Крик доносится снизу, поэтому я перевожу взгляд туда и вижу молодого парня лет, наверное, восемнадцати. Он держится за свои причиндалы и, поцеловав два пальца, указывает ими на меня.
Нахмурившись, я не удостаиваю вниманием ни его вопрос, ни его самого и затягиваюсь сигаретой.
— Вот так, да?
На этот раз я даже не смотрю в его сторону. Вот и вторая причина, почему я поменяю номер. На какой-нибудь повыше, чтобы не слышать его улюлюканий.
— Джульетта! О, Джульетта! Спустись на своего Ромео! — давясь от смеха, он тычется пахом в мою сторону, но не замечает пожилую женщину, которая подходит к нему сзади и дает ему затрещину. — Ой! Прости, Abuela! Прости! (Abuela (исп.) — «бабушка» — Прим. пер.)
Я невольно усмехаюсь, глядя, как он пытается увернуться от ее вскинутых рук.
Женщина указывает пальцем на него, потом на меня.
— Si no tienes nada bueno que decir, — она хватает его за подбородок и смотрит ему в глаза. — Mejor no digas nada («Если тебе нечего сказать, лучше ничего не говори» (исп.) — Прим. пер.)
Мой испанский ужасен, но и этих скудных знаний достаточно, чтобы понять, что она его бранит.
Парень виновато морщится и опускает взгляд.
— Lo siento. («Прошу прощения»( исп.) — Прим. пер.)
Женщина снова указывает на меня.
— La dama.( «У леди» (исп.) — Прим. пер.)
Парень досадливо сопит, что говорит о том, что ему неловко, но сжимает пальцами свою метлу и делает шаг ко мне.
— Простите, если я проявил к Вам неуважение.