От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла

Мортон Генри Воллам

Эта ориентация на Византию была естественной — и инстинктивной по своей сути. Еще совсем недавно, во время войны, на сцене афинских театров шел спектакль, в котором актер, изображавший царя Константина, восседал на византийском троне, как божество на иконе. Эта картина задевала какие-то глубинные струны суеверной греческой души, глубже поверхностного филэлленизма. Мне рассказывали, что в этом месте публика всегда разражалась громкими аплодисментами.

Наверное, подобные мысли неизбежно возникают у человека, которого называют филэллином. А вместе с ними рождается естественное недоумение: почему все греки, которых мы встречаем на улицах Афин, не обнаруживают ни малейшего внешнего сходства с творениями Фидия и Праксителя?

Осталась ли хоть капелька крови древних эллинов в венах современных греков?

Это очень непростой вопрос, который давно уже волнует ученые умы. В 1829 году Дж. Ф. Фалмерайер безапелляционно заявил, что греческая раса как таковая исчезла с лица земли. Якобы все греки поголовно числят среди своих предков албанцев, франков, ломбардцев или выходцев из Азии. Сложно сказать. Как палестинские арабы возводят свое происхождение к древним хананеям, описанным в Ветхом Завете, так и современные греки настаивают на родстве с древними греками античной эпохи.

За прошедшие тысячелетия они, конечно, утратили ту классическую красоту, которая восхищает нас в античных скульптурах. Но ведь вполне возможно, что и древнегреческие мастера выбирали себе в качестве моделей исключительно красивых людей. Находясь в Греции, я исследовал тысячи лиц в надежде найти классический «греческий» нос, который без всякой ложбинки переходит в линию лба. Увы, мои старания не увенчались успехом. А ведь мне рассказывали, что многие греческие матери (особенно в сельской местности) проделывают разнообразные манипуляции с носами новорожденных — лишь бы достичь желанного результата. Тем не менее, сколько я ни вглядывался, мне так и не удалось обнаружить Аполлона или Афродиту среди современных греков. Досадно признавать, но легче натолкнуться на эталон классической греческой красоты, прогуливаясь по Риджент-стрит или на ежегодных гребных соревнованиях между Оксфордом и Кембриджем, чем на афинских улицах.

6

— В Афинах я заметил множество маленьких забегаловок, расположенных в узких неприметных переулочках, — поделился я своими наблюдениями. — Как правило, они выглядят очень уютно: кованые решетки увиты виноградными лозами, а заглянув в дворик, вы непременно увидите парня в рубашке с короткими рукавами, который нацеживает в кувшин вино из бочонка. Мне бы очень хотелось пообедать в таком местечке.

— Как хочешь, — легко согласился Софокл.

Было около девяти вечера — время, когда афиняне ужинают. Дневной зной еще ощущается, но легкий ветерок со стороны Фалеронской бухты уже обещает ночную передышку.

Мы покинули залитую солнцем центральную улицу и свернули в один из тех тенистых переулков, где тишина нарушается лишь грохотом колес рыночной подводы по мощеной мостовой. Зашли в первый же попавшийся крытый дворик, заставленный винными бочками.

Мое внимание привлекла маленькая, но колоритная группа: жизнерадостный мужчина в рубашке с короткими рукавами, мешковатых брюках и ковровых тапочках примостился на табурете возле колючей изгороди. Он кормил пучками травы маленького ягненка, а рядом сидел, изнывая от нетерпения — ему тоже хотелось урвать толику хозяйского внимания, — лохматый щенок.

Как и в большинстве греческих таверн, над двориком был устроен решетчатый навес. По весне он бывает увит виноградными лозами, которые обеспечивают благословенную прохладу и уют. Но сейчас, в разгар лета, листья съежились и почернели, и прока от такого навеса было немного. По периметру дворика размещались три или четыре маленьких ниши, в которых стояли столы, уже накрытые для обеда. Из противоположного конца двора тянуло манящим ароматом жареного мяса. Приглядевшись, я увидел в открытом кухонном окне внушительную фигуру повара, который колдовал над ярко горящей горелкой.

— Желаете перекусить? — поинтересовался хозяин заведения, обменявшись рукопожатием со мной и моим спутником. —

Проходите и заказывайте.

Он проводил нас прямо на кухню.

На мой взгляд, это один из самых восхитительных обычаев в греческих тавернах: посетителю разрешается наблюдать за процессом приготовления заказанных блюд. Кухня, куда нас препроводили, была заполнена винными бутылками, мясом, рыбой и овощами. Здесь лежали лангусты, красная кефаль (местные жители называют ее барбуна), а также жуткая каракатица, которую полагалось тушить в большом количестве масла.

После того как мы определились с меню, хозяин таверны проводил нас в одну из беседок, где мы и уселись за столиком (под внимательными взглядами щенка и ягненка).

На столе немедленно появились традиционные стаканчики узои легкая закуска, ибо греки не имеют привычки пить, не закусывая. На сей раз нам были предложены бутерброды с красной икрой, фисташковые орешки и нарезанный кружочками огурец.

Хозяин поднял тост за гостей: сказал, что обожает Англию и англичан и чрезвычайно горд, что уважаемые иностранцы решили пообедать в его скромном заведении. Опрокинув свой стаканчик узо, он удалился на кухню надзирать за процессом приготовления пищи.

— Говорят, что правительство приняло решение… — начал было Софокл.

— Я был бы очень обязан, Софокл, — мягко прервал я друга, — если сегодня вечером мы обойдемся без разговоров о политике. Давай лучше побеседуем о еде. Это гораздо приятнее и здоровее. Расскажи мне, что греки обычно едят…

И когда он описал примерное меню среднестатистической греческой семьи, я подумал, что это меню явно досталось грекам в наследство от турецких поработителей. Практически все греческие блюда имеют турецкое происхождение. Не исключено, конечно, что все обстоит как раз наоборот, и это турки — среди всего прочего — позаимствовали у Византии ее кухню. Практически все названия греческих блюд — турецкие с добавлением греческих окончаний. Так, пилав(то есть плов) превратился в пилави, долма— в долмадес. Почти все национальные греческие десерты представляют собой хорошо известные турецкие сладости.

Вскоре появился хозяин, он нес блюдо с ломтиками красной дыни.

— Где выращивают это чудо? — поинтересовался я.

— В Лариссе, столице Фессалии.

Мне припомнились высокие холмы Фессалии, со всех сторон обступавшие гору Олимп — такими они виделись с борта корабля. А Ларисса — это город, который на протяжении веков чеканил собственные серебряные монеты с очаровательной головкой нимфы Аретузы работы художника Кимона.

— Самые лучшие красные дыни выращивают в Лариссе, — продолжал хозяин, — зато с Аргосом никто не может сравниться по части желтых дынь.

К дыне он выставил кувшин местной рецины, смоляного вина.

— Прошу принять в знак уважения, — произнес с поклоном хозяин. — Это вино с моего собственного виноградника.

Смоляное вино — рецинатаили просто рецина— представляет собой дешевое столовое вино, которое пользуется большой популярностью в Греции. Я слышал, что иностранцы не жалуют его, находя во вкусе рециныследы терпентина (или скипидара). Тому есть объяснение: молодое вино выдерживается в емкостях, которые — во избежание контакта с воздухом — заливали сосновой смолой. Эта технология используется с античных времен — вот уже на протяжении 2700 лет. Трудно придумать более древний обычай в жизни современной Греции. Доказательством тому жезл, который мы наблюдаем в руках у Диониса на тысячах барельефов и амфор — тот самый тирс, жезл Вакха, увенчанный сосновой шишкой.