От Калуги до Берлина

Рафиков Ахмет

– Что? Сильно задело?

– Нет, совсем не больно! Я просто упал, – сказал он, продолжая материться.

– Ты чего тогда материшься? Кто виноват, что ты под ноги не смотришь? – сказал с упрёком Павлов.

– Кто, кто? Не понимаешь? Ты, конечно. Ещё бы чуть-чуть, пришёл бы мне каюк, – огрызнулся Утишев.

– Ладно, прости, Василий. Не смог удержать. Как налим выскользнуло из рук, – извинился Павлов. Казалось, что он уже пожалел о своих словах. – Пора уже заканчивать, а то скоро совсем стемнеет.

– Нужно дождаться старшины, потом и остановимся, – сказал я.

Все дружно зашагали за Вислогузовым в сторону нашей палатки.

– Хорошо,

что бревно полностью на меня не упало. Это сырое тяжёлое бревно изрядно могло покалечить. Убить бы не убило, но калекой бы сделало. Что бы я тогда делал? Калекой бы вернулся с фронта? Как бы такое я людям объяснил? «Меня на фронте бревном придавило!» Могли подумать, что это я специально, чтоб избежать фронта. Меня бы даже петухи обсмеяли.

– Чего вы там шумите? – спросил старшина Дружинин, приближаясь к нам.

– Мы не шумим. Советуемся, как эти брёвна доставить по-другому. Ведь чуть беда не случилась, – сказал Вислогузов и рассказал о случившемся.

– Давайте, парни, посмотрим лошадей и надо спешить на кухню. Вы сегодня и так много сделали, порядком устали, – позвал всех старшина.

Лошадям дали на ночь корм, сами тоже поужинали. Сразу после ужина я должен был встать на пост. Чтобы не намочить под дождём шинель, я решил накинуть на себя плащ-палатку. Прошло совсем немного времени, как под плащ-палаткой остыли насквозь влажное бельё, гимнастёрка на теле, и началась какая-то внутренняя мелкая дрожь. Как-никак приближался октябрь месяц. В такое время года ночь быстро отдаёт свою прохладу. Уставший, целый день работая под проливным дождём, вместо того чтобы спать под тёплой шинелью, стою и трясусь от холода. Крупные капли дождя вскоре стали выстукивать барабанную дробь по плащ-палатке. От такого стука заложило уши, и я почти ничего не слышал. Я был вынужден время от времени выставлять одно ухо наружу и прислушиваться. Было тихо. Только слышалось, как листья шепчутся с дождём. Ночь была глухой и загадочной. Сквозь дождевую пелену всё вокруг казалось расплывчатым. Успокаивало лишь осознание того, что я стою на родной земле, и этот лес принадлежит моей стране, а значит, и мне. Это придавало силы. Однако надо быть очень бдительным. Разве мало фактов, когда враг хотел прорваться в глубь нашей обороны? А сколько в нашем тылу переброшенных противником предателей? Им, конечно, было бы очень интересно добраться до секретных пакетов в ПСД.

Холодный осенний дождь и не думает перестать. Казалось, у меня заледенело всё тело. Ботинки промокли насквозь – никакая обувь не выдержит такого долговременного нахождения в воде. Весь мокрый, почти час я стоял без движения, затаив дыхание. Не хватало ещё схватить простуду! Чтобы хоть чуть-чуть согреться, я стал подпрыгивать на одном месте. Затем немного разгорячился, схватил карабин, командуя себе «Руби!», «Коли!», стал выделывать резкие движения. Я почувствовал, как по телу пошло тепло. А когда пробежал вокруг землянки, вовсе стало хорошо, показалось, что немного потеплело. К середине ночи тучи стали расходиться. Дождь перестал. Вскоре меня заменил Игнат Макарыч.

– Иди отдыхай! – сказал он, шагая в мою сторону.

К осени наши лошади от нехватки корма изрядно похудели и обессилели. Поэтому, как только начались заморозки, мы поставили лошадей на отдых. Сами стали относить донесения пешком. На лошадях выезжали очень редко, только на дальние расстояния.

Когда, наконец, выпал снег, я смастерил себе лыжи. До 1086-го полка теперь я мигом дохожу на лыжах. Поверх гимнастёрки обычно надеваю маскхалат, встаю на лыжи и отправляюсь на задание. В

своё время, когда учился в техникуме, мне приходилось участвовать даже на лыжных соревнованиях. Вот и такое умение пригодилось на фронте. В эту зиму нашим лошадям пришлось очень туго. Не было фуража, сена. Всем пришлось ходить пешком. А мне было даже интересно на лыжах.

Солдата сначала надо научить

Была середина декабря. Войска Сталинградского фронта перешли в наступление. Из газет мы узнали, что Красная армия под Сталинградом разбила немецко-фашистские войска. Пока мы горячо обсуждали эту радостную новость и курили, жадно затянувшись и щурясь от дыма махорки, в землянку вошёл младший лейтенант Егоров.

Командир быстро всех пробежал глазами и с протяжным «Та-ак» посмотрел на меня. Еле заметно пошевелив толстыми губами, он напряжённо улыбнулся, что заблестели два передних зуба.

– Рахимов, ты сейчас со своими товарищами поужинай, затем с вещами отправляйся на место расположения командира дивизии. Там обратишься к адъютанту. Он и объяснит, что должен будешь делать.

– Понял, товарищ младший лейтенант, разрешите спросить.

– Спрашивай. Говоришь, что понял, а сам хочешь спросить, – он подозрительно посмотрел на меня.

– А что я там буду делать? – спросил я недоумённо.

– Будешь дежурить на телефоне, – ответил он задумчиво, – остальное объяснит адъютант генерала.

– Станешь адъютантом адъютанта, – как всегда пошутил Вислогузов. – Счастливчик ты, учитель. Всё же нас не забывай.

– Письма буду писать, – сказал я, не зная, радоваться или огорчаться такому повороту дел. В ПСД я был уже своим человеком. Со всеми подружился, ко всем привык. К тому же моя лошадь остаётся без хозяина, потому душа была не на месте.

Командир дивизии Иван Александрович Гарцев был эрудированным человеком, обладал редким аналитическим умом. Он был требовательным и справедливым, но в то же время по характеру спокойным человеком. Я ни разу не видел, чтобы он понапрасну горячился, ругался. Он всегда хорошо знал дела на передовой других полков, дивизий и хозяйств. От своих подчинённых командиров требовал точной и полной информации. Приказы давал коротко и ясно и требовал исполнения немедленно и точно. Он ценил каждого солдата. Поэтому мы, бойцы, его не просто любили, но и глубоко уважали, как талантливого и решительного командира.

Когда резервная армия меняла своё местонахождение, командир дивизии в первый день на развилке дороги выставил оркестр и лично наблюдал за передвижением войск. Это был своего рода смотр дивизии. Генерал имел возможность сам увидеть состояние дел в своей воинской части.

С декабря 1942 года по февраль 1943 года мы держали оборону. В этот период Иван Александрович целыми днями занимался хозяйством дивизии. Вставал рано. После утреннего чая уходил и возвращался поздно ночью. Иногда приходил только спать, а рано утром снова уходил.

Здесь я сидел за телефоном. Чаще приходилось работать в ночное время. Иногда выполнял мелкие поручения. Когда у генерала бывало много посетителей, помогал повару заваривать чай. Генеральская кухня находилась под деревьями у дома. Из кирпичей сооружено специальное место для казана, есть место и для самовара. Там же находится сундук для посуды и стол.

В доме две комнаты. Дальняя комната предназначена для отдыха и работы. В передней находятся два стола. За одним из них сидел адъютант. Второй стол обеденный. Телефон в обеих комнатах. Когда генерал и адъютант отдыхают, я сажусь за телефон в передней комнате.