От Кибирова до Пушкина
Шрифт:
Из именного указателя к «Записным книжкам» Ахматовой
Преподносимая публикация примыкает к сериям справок об именах, рассыпанных на страницах блокнотов Ахматовой (К 65-летию С. Ю. Дудакова. История, культура, литература. Иерусалим, 2004. С. 221–234; Quadrivium. К 70-летию проф. В. А. Московича. Иерусалим, 2006. С. 205–224; Стих, язык, поэзия. Памяти Михаила Леоновича Гаспарова. М., 2006. С. 614–639; «Я всем прощение дарую…»: Ахматовский сб. М.; СПб., 2006. С. 492–517; Эткиндовские чтения. II–III. СПб., 2006. С. 214–276; Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество: Крымский Ахматовский науч. сб. Вып. 4. Симферополь, 2006. С. 142–180; На меже меж Голосом и Эхом: Сб. ст. в честь Татьяны Владимировны Цивьян. М., 2007. С. 331–346; Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество: Крымский Ахматовский науч. сб. Вып. 5. Симферополь, 2007. С. 156–189; Пути искусства: Символизм и европейская культура XX века. М., 2008. С. 393–471;
Ссылки (С. и номер страницы) даются по изданию: Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966) / Сост. и подгот. текста К. Н. Суворовой; вступ. ст. Э. Г. Герштейн; науч. консультирование, вводные заметки к записным книжкам, указатели В. А. Черных. М.; Torino: Einaudi, 1996.
Амусин Иосиф Давыдович (1910–1982) — востоковед, кумрановед. Адрес и телефон (С. 95, 323). Познакомился с Ахматовой через Н. Я. Мандельштам, которой писал 5 марта 1966 года: «Только что радио Лондона сообщило о смерти Анны Ахматовой. Душа заныла огромной болью. Анна Андреевна ушла в историю русской поэзии, русской л<итерату>ры и общественной мысли. Но еще холоднее стало без нее. И еще сильнее душа тянется к Вам, ее живому двойнику, и хочется согреться у костра Вашей мудрости, любви, поэзии, самоотверженности» (РГАЛИ. Ф. 1893. Оп. 3. Ед. хр. 162. Л. 1).
Ср. другое письмо к ней же от 1 января 1968 года: «Недавно вышла книга стихов Хакани (XII век н. э.) — перевод с фарси. Предисловие начинается так: „Наверное, жизнь каждого из больших поэтов, от самых древних, что известны нам, до самых современных, по-своему трагичны, от Сафо и Овидия до Лорки и Анны Ахматовой, поэты, как репинские бурлаки, тянут на пропитанных потом и политых кровью лямках стихов баржу своих и чужих страданий. Мы вглядываемся пристально и зачарованно в их лица, мы вчитываемся в то, что написано ими — в наши мысли, наши раздумья…“ Одним словом, распустились…» (Там же. Л. 14–15). См.: Хагани Ширвани. Лирика / Пер. с фарси В. Державина. Вступ. ст. и примеч. М. Занда. М., 1967. С. 5 (сдано в набор 12 апреля 1966 г.). Продолжение этих первых фраз: «Но знаем ли мы хотя бы даже только в лицо всех великих бурлаков человеческого горя и человеческих страстей? Вот один из них — человек с длинным и необычно звучащим именем Афзаль ад-дин Бадиль Ибрахим ибн Али Хакани Ширвани, живший в далеком двенадцатом веке. Русский читатель почти не знает его, хотя он — наш соотечественник…»
Ср. также в письме к ней от 22 января 1968 года: «Да! Чтобы не забыть. В изданн[ом] в Тарту сборнике „Материалы XXII студенческой научной конференции I“ Тарту, 1967 имеется доклад студента Ю. Фрейдина (или: ой?) „Заметки к изучению творчества О. Мандельштама“. Там же два доклада об Ахматовой. Очень мило, что студенты берут это в свои руки. Вот они эти „мальчишки“, о которых Вы говорили» (Там же. Л. 17 об.; речь об издании: Материалы XXII науч. студенч. конф.: Поэтика. История литературы. Лингвистика / Отв. ред. У. М. Сийман. Ред. А. Б. Рогинский, Г. Г. Суперфин; упомянутые статьи: Фрейдин Ю. Заметки к изучению творчества О. Мандельштама. — С. 87–90; Коор М. Материалы к библиографии А. А. Ахматовой (1911–1917 гг.). — С. 85–87; Тименчик Р. К анализу «Поэмы без героя» А. Ахматовой. — С. 121–123).
См. также: Тименчик Р. Анна Ахматова в 1960-е годы. М., 2008. С. 732–733.
Антиной (лат. Antinous; ум. 130) — «античный красавец», по определению вымышленного «редактора» в «Поэме без героя», мимолетный персонаж строк «И темные ресницы Антиноя / Вдруг поднялись, и там зеленый дым…», любимец римского императора Адриана, погибший загадочной смертью в водах Нила (С. 178, 200, 276). На портретах времен Адриана — «короткие волнистые волосы, ниспадающие на лоб, густые темные брови, полные губы, необыкновенно развитая грудь, но, главным образом, вдумчивое меланхолическое выражение лица. Во всех его изображениях, говорит об А[нтиное] Винкельман, на его облике лежит оттенок меланхолии, его глаза с приятным овалом всегда широко раскрыты, его нежный профиль обращен в сторону, а в очертаниях его губ и подбородка есть нечто поистине прекрасное» (Энциклопедический словарь; Изд. Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Том 1 — А, Алтай — Арагвай. СПб. 1890. С. 839).
Любимец императора был памятен русскому стихолюбу начала века по «Александрийским песням» (прямо процитированным у Ахматовой):
Если б я был вторым Антиноем, утопившимся в священном Ниле, — я бы всех сводил с ума красотою, прии был именем-маской Михаила Кузмина (Тименчик Р. Д., Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Ахматова и Кузмин // Russian Literature. 1978. Vol. VI. № 3. P. 240, 294–295; Богомолов H. A. Михаил Кузмин: Статьи и материалы. М., 1995. С. 71); см. описание интерьера Штрупа в романе «Крылья»: «…и в углу небольшую голову Антиноя, стоящую одиноко, как пенаты этого обиталища»; ср.: «Как-то живя на Волге, знал я одного интересного человека: эстета, ушедшего в раскол. Сквозь бороду лопатой, поддевку, русский картуз, сквозила память об Антиное и других языческих прелестях» (Ауслендер С. Возвращение из плена // Новый журнал для всех. 1909. № 14. С. 79).
См. в этой связи черновик письма Е. Е. Тагер к Ахматовой 1942 года:
Но я поняла тогда строки — я на твоем пишу черновике, и вот чужое слово проступает —как разговор Ваш с каким-то другим поэтом и мне послышалась тогда перекличка с кузминскими строками «В оркестре пело раненое море, зеленый край за паром голубым»
Я расскажу, как мне услышалось
Вдруг поднялись, и там — Зеленый дым Не море ли? И в накипаньи пен Все ближе, ближе — Marche funnbre — Шопен — Кони бьются, храпят в испуге, Синей лентой обвиты дуги Полость треплется, диво-птица. Визг полозьев — «гайда, Марица!» Стой… бежит с фонарем гайдук… Распахнулась атласная шубка — Как парадно звенят полозья, И волочится полость козья — Мимо, тени! он там один. И самая тема его вступления где «память-экономка» Воображение — boy— приведшие к нему в гости давних друзей, литературных героев, каких-то персонажей.
И наконец, темные ресницы Антиноя, всё мне прозвучала перекличка с Кузьминым <sic!>, его слово чужое проступает и доверчиво и без упрека тает.
Ср. запись рассказа Ахматовой 14 декабря 1963 года:
— А Елену Ефимовну Тагер вы знаете? — с живостью спросила она. — Нет? Не знаете, что было со мной в Ташкенте? Как она один раз ночью страшно ко мне вошла. Общежитие уже покоилось в объятиях Морфея… Я в своей комнатушке — помните? четверть здешней кухни! — я тоже легла уже, но еще не спала. Вдруг слышу деревяшка по лестнице: «курлы, курлы» — и прямо в нашу общую с соседями прихожую. Ну, думаю, не ко мне… Нет, ко мне, вошла: «Я знаю шифр вашей поэмы»… Повернулась и вышла… Представляете себе, как это тогда звучало страшно? Слово «шифр»?
См. также: Рабинович Е. «Ресницы Антиноя» // Рабинович Е. Риторика повседневности. Филологические очерки. СПб., 2000. С. 205–220.
Брюно (Bruno) Глориа Энн — американская русистка. Запись адреса (С. 726). Ср. ее письмо от 5 августа 1965 года о том, что она пишет в Нью-Йоркском университете выпускную работу о сходстве поэзии Ахматовой и поэзии Пушкина. Корреспондентка спрашивает, права ли она в своем предположении, что Ахматова в своих работах о Пушкине сказала еще не все, что хотела сказать о любимом поэте России (РГАЛИ. Ф. 13. Оп. 1. Ед. хр. 137).
Судьба этого сочинения нам неизвестна. Студентка также занималась творчеством Достоевского, в 1959 году приезжала в Ленинград (см. ее письма к А. С. Долинину: ОР РНБ. Ф. 1304. № 37).
Д’Аннунцио (D’Annunzio) Габриеле (1863–1938) — итальянский писатель. В перечислении отражений дантовской темы в стихах друзей Ахматовой названо упоминание в гумилевской «Оде Д’Аннунцио (К его выступлению в Генуе)» (1915):
Опять волчица на столбе Рычит в огне багряных светов… Судьба Италии — в судьбе Ее торжественных поэтов. <…> Был век печали; и тогда, Как враг в ее стучался двери, Бежал от мирного труда Изгнанник бледный, Алигьери. <…> И всё поют, поют стихи О том, что вольные народы Живут, как образы стихий, Ветра, и пламени, и воды.