От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство
Шрифт:
В 12:30 [26 июня 1953 года] я поднимался из буфета к себе на этаж, и вдруг по лестнице мимо меня, мрачнее тучи проносятся министр боеприпасов СССР Борис Львович Ванников и сын Берии Серго — они меня даже чуть не сбили. Это было невероятно, чтобы Ванников не остановился и бежал по лестнице. Да и сын Берии никогда у нас днем не появлялся. Что-то случилось. Позже Ванников вернулся один, без Серго. Я был с Борисом Львовичем в хороших отношениях, мне хотелось знать, что произошло, и я зашел к нему в кабинет. А он сидит, опустив голову на стол. Потом поднимает голову и говорит мне: «Нашего шефа, Лаврентия Павловича Берии, больше нет. Его сегодня расстреляли в собственной московской квартире. Я только что там был...» И рассказывает, что сыну Берии
Вот что вспоминал сын Лаврентия Берии Серго:
Заседание в Кремле [26 июня 1953 года] почему-то отложили, и отец уехал домой. Обычно он обедал дома. Примерно в полдень в кабинете Бориса Львовича Ванникова, генерал-полковника [...] ближайшего помощника моего отца по атомным делам, раздался звонок. Я находился в кабинете Бориса Львовича — мы готовили доклад правительству о готовности к испытаниям. Звонил летчик-испытатель Амет-Хан Султан, дважды Герой Советского Союза. С ним и с Сергеем Анохиным, тоже Героем Советского Союза, замечательным летчиком-испытателем, мы в те годы вместе работали и сошлись близко.
— Серго! — кричит, — у вас дома перестрелка. Ты все понял? Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем...
У нас действительно была эскадрилья и особого труда скрыться, скажем, в Финляндии или Швеции не составляло [...] Я ответил отказом и тут же все рассказал Ванникову.
Из Кремля вместе с ним поехали к нам домой на Мало-Никитскую. Это неподалеку от площади Восстания. Жили мы в одноэтажном особняке еще дореволюционной постройки. Три комнаты занимал отец с матерью, две — я со своей семьей. Когда подъехали, со стороны улицы ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера [...] Сразу же бросились в глаза разбитые стекла в окнах отцовского кабинета. Значит, действительно стреляли [...] Не было, разумеется, и настоящего боя. Все произошло, насколько я понимаю, неожиданно и мгновенно.
С отцом и я, и Ванников должны были встретиться в четыре часа. Не встретились [...] Внутренняя охрана нас не пропустила. Ванников потребовал объяснений, пытался проверить документы у военных, но я уже понял все. Отца дома не было. Арестован? Убит? Когда возвращался к машине, услышал от одного из охранников: «Серго, я видел, как на носилках выносили кого-то, накрытого брезентом».
Серго Берия и его мать Нина Теймуразовна Гегечкори несколько месяцев содержались под домашним арестом на правительственных подмосковных дачах. После домашнего ареста последовало помещение в одиночные камеры Лефортовской, а затем Бутырской тюрем. Официальных сообщений о смерти Берии тогда еще не опубликовали. Труп Берии никто из родственников не видел. Много позже сообщили, что 26 июня Берия был арестован, помещен в тюрьму и застрелен 23 декабря 1953 года прямо в камере маршалом советской армии Павлом Батицким.
Серго Берия вспоминает, как в один из дней к нему на допрос в кабинет следователя в Лефортово приехал Маленков, в тот момент председатель Совета министров СССР:
Говорили мы с глазу на глаз. Хотя уверен, запись велась — все кабинеты тюрьмы были оборудованы соответствующим образом. Маленков сразу сказал, что приехал сюда только из-за меня. Если коротко, разговор состоялся между нами такой. Маленков сказал, что его коллеги считают, что как член партии и полезный член общества, я просто обязан дать те показания, которые от меня требуются. «Это нужно». Такие вещи, сказал, в истории нашего государства уже бывали. Это позволит сохранить мне жизнь и встретиться с моей семьей.
Я
Как и в прежние «добрые» времена, убрав министра внутренних дел Берию и сняв министра госбезопасности Игнатьева, партия приступила к уничтожению ближайшего окружения репрессированных глав советских спецслужб. Были расстреляны в том числе все заместители и ближайшее окружение Берии: Меркулов, Деканозов, Гоглидзе, братья Амаяк и Богдан Кобуловы.
Это стало началом очередной грандиозной чистки госбезопасности, только теперь вычищали верных Сталину и Берии офицеров МГБ и сотрудников правоохранительных органов.
Генеральный прокурор СССР Андрей Вышинский, главный координатор судебных процессов времен Сталина, собственноручно подписывавший смертные приговоры, ответственный за сталинские чистки партийного, государственного и военного аппаратов 1930-х, к тому времени был представителем Советского Союза в Организации Объединенных Наций (ООН) в Нью-Йорке. В конце октября 1954 года его вызвали в Москву для доклада. Понимая, что в Москве его ждет неизбежный арест и расстрел за совершенные преступления, Вышинский тянул с возвращением. Тогда 19 ноября 1954 года из Москвы в Нью-Йорк по дипломатическому паспорту прибыл специальный агент МГБ, отравивший Вышинского.
22 ноября, в 9:15 утра, советская делегация официально сообщила о том, что Вышинский скоропостижно скончался за завтраком от сердечного приступа в помещении советский миссии ООН, расположенной по адресу 680 Парк Авеню. Никого из посторонних — дипломатов, журналистов и полицейских — в помещение миссии не допустили. Акт о смерти Вышинского подписал «доктор Алексей Кассов», официальный врач советского посольства в Вашингтоне и советской делегации ООН в Нью-Йорке.
Между американскими полицейскими властями, не захотевшими признавать акта, составленного «д-ром Кассовым», не имевшим лицензии на медицинскую практику в штате Нью-Йорк, и советской делегацией из-за этого возник конфликт. Тем не менее утром 23 ноября труп Вышинского спецрейсом вывезли в Москву. На том же самолете улетели агент с дипломатическим паспортом, прибывший из Москвы за четыре дня до этого, и посольский «доктор Кассов», больше в Америку не вернувшийся225.
Но, пожалуй, ничто так красноречиво не рассказывает о смертельной схватке партии с госбезопасностью и госбезопасности с партией, как судьбы арестованных, но не расстрелянных или убитых сотрудников НКВД/МГБ «второго ранга», работавших под министром НКВД, затем МГБ Берии. Расскажем о нескольких таких судьбах, но подчеркнем, что их были тысячи, и можно только представить, как ненавидели они компартию, в которой состояли, которой служили в меру своих способностей, возможностей и понимания, и которая только и искала повод их арестовать, унизить, подвергнуть истязаниям и заточить на всю оставшуюся часть их жизни.
Чекист Яков Серебрянский в ноябре 1923 года получил от Якова Блюмкина, назначенного руководством Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ резидентом нелегальной советской разведки в Палестине, предложение стать его заместителем. В декабре 1923 года его приняли на должность особоуполномоченного Закордонной части ИНО ОГПУ и вместе с Блюмкиным он выехал в Яффу, чтобы собирать информацию о планах Англии и Франции на Ближнем Востоке и местных революционных движениях. В июне 1924 года Блюмкина отозвали в Москву, и Серебрянский приступил к самостоятельной деятельности. Ему удалось внедриться в подпольное сионистское движение и привлечь к сотрудничеству большую группу эмигрантов из России, составивших ядро боевой группы, впоследствии известной как «группа Яши». В 1924 году к ним присоединилась жена Серебрянского — Полина Натановна Беленькая, офицер госбезопасности, советская разведчица.