От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Шрифт:
— В толк не возьму, о чем просит Ушаков? В столицу наведаться? Нынче здесь ему делать нечего. Надобно эскадру свою школить, за турками присматривать, слышно, французы с ними супротив нас снюхались. — Павел отодвинул прошение в сторону, взглянул на Кушелева.
— Ушаков, мне ведомо, не болтлив. Пошлем-ка на Черное море Карцова, пущай инспекцию учинит. А Мордвинову предпиши ехать сюда, я его сам попытаю.
Два с лишним месяца контр-адмирал Петр Карцов дотошно инспектировал флот в Николаеве, Херсоне, Севастополе. Перед отъездом на правах приятеля гостил у Ушакова. Судачили о разном,
— У тебя, Федор Федорович, по Севастополю полный порядок. Одно не вразумлю, за что на тебя чиновняя братия в Николаеве так озлоблена?
Ушаков сдвинул белесые брови:
— Сия немилость у них со времен князя светлейшего, царство ему небесное. Поколотил я знатно турок под Еникале, в сражении Керченском, с той поры и червь их завистливый точит. Не могут мне простить, что мне довелось первому султанскую эскадру погнать. А следом под Тендрой и Калиакрой задал им перцу. Князь воздал должное, императрица благоволила. Знали бы те чернильные души, сколь силушки да здоровья приложены были мною. Не хвалясь скажу, Петр Кондратьич, иной раз с ног валился, а дело правил.
Ушаков помолчал и добавил:
— Коли ты Николаев задел, так я тебе доложу, воруют там все почем зря, а Мордвинов будто и не видит.
Карцов знал, что его товарищ по Морскому корпусу никогда напраслину на людей не возводит. Спросил только по делу:
— Видал я на стапелях в Херсоне два корабля с палубой, которые подобны здешнему «Захарию». Какое о них мнение имеешь?
— Сия затея Мордвинова с Катасоновым, по моему разумению, лишняя трата денег. Все на аглицкий манер стараются. Токмо в море оные, мне думается, они неуклюжи будут.
Карцов расплылся в улыбке:
— И я о том же толковал в Николаеве. Одначе Катасонов и Мордвинов уперлись на своем. О сем обязан я донесть императору.
Из донесения Карцова Павлу I о результатах инспекторского смотра Черноморского флота и Севастопольского порта.
«В числе кораблей есть вновь построенные и не бывшие на море в кампании — № 1 и «Захарий и Елизавет», на которых шханцы с баком соединены палубой, чего на военных кораблях нигде еще не было, а таковые же и ныне строятся в Херсоне.
Введенная сия новость в архитектуру военного корабля, кажется, во всех его действиях неудобна, нежели может произойти от нее какая польза, ибо от нее во время боя и на верхнем деке, так как в нижнем, под палубою дым может простираться…» Немало других, более веских недостатков перечислял Карцов в своем донесении.
Азы кораблестроения новый император усвоил давно и всегда вникал в детали конструкций кораблей. Поэтому, внимательно прочитав донесение Карцова, здесь же дал указание Кушелеву:
— Наипервое, запроси немедля чертежи, по которым вновь сии корабли построены, ибо Карцов указует весьма множество неудобств. Ежели коллегия найдет нужным, более таких кораблей не строить. Другое, предпиши Ушакову в нынешнюю кампанию сии корабли проверить в плавании и мне рапортовать тотчас.
Закончив испытания, Ушаков не только подтвердил замечания Карцова, но и выявил при плавании под парусами и эволюциях в составе эскадры много других серьезных недостатков в конструкции новых кораблей.
Из Петербурга неожиданно поступил указ Павла I командующему корабельным флотом Ушакову, привести все корабли в готовность, так как «французы весьма заботят турков… учредить крейсерство около берегов наших… и будя бы достоверно узнано было о намерениях войти в Черное море французского с турецким флотом… быть готовым отразить нападение неприятеля».
Отправив часть фрегатов крейсировать от Одессы до южных берегов Крыма, Ушаков держал всю эскадру в готовности к плаванию до нового года. Уже в феврале адмирал Мордвинов и вице-адмирал Ушаков получили в одно и то же время рескрипты Павла I о подготовке флота на случай войны с Турцией. Ушаков без промедлений начал готовить эскадру к выходу в море и неоднократно требовал от Мордвинова пополнения эскадры офицерами, матросами, солдатами морской пехоты, присылки недостающего вооружения кораблей. В Николаеве отмалчивались, а из Петербурга каждые две-три недели Ушакову шли именные указы и рескрипты Павла I. Последний из них, в конце апреля, предписывал Ушакову и повелевал: «…Старайтесь наблюдать все движения, как со стороны Порты, так и французов, буде бы покусились они войти в Черное море, или наклонить Порту к каковому-либо покушению».
Как раз в эти дни в Севастополе появился Мордвинов со свитой чиновников. Здесь-то и выявилась мелочность его натуры. С осени затаил он желчное недоброжелательство к Ушакову, за его отзыв о новых кораблях. Теперь он вдруг затеял испытания «Захария» в бухте, в штилевую погоду на якоре. Результаты, конечно, были совсем иные, чем в маневрах-экзерци-циях в составе эскадры в море. Да и состав офицеров подобрал преднамеренно. Составили акт и отправили в Петербург. Ушаков отмалчивался, но про себя негодовал, видя явную предвзятость, если не сказать больше, мошенничество. Об этом он откровенничал, отойдя чуть в сторонку, к борту, с Семеном Пустошкиным.
— Ведаете, Семен Афанасьевич, Мордвинов затеял сии декорации в угоду своей милости, дабы перед государем оправдаться.
— Какие испытания, — согласился Пустошкин, — сие одна комедия. Без ходу, без парусов, без маневра рази выявишь прорехи?
Ушаков раньше, в Николаеве, не раз гостил у Мордвинова и по долгу вежливости пригласил его к себе вместе с Пустошкиным.
Мордвинов за столом вел себя непринужденно, об испытаниях все помалкивали, но адмирала все же прорвало:
— Вы, Федор Федорович, зря на меня государю жалитесь. Все одно, начальник всегда прав окажется, истина вечная. А вы, будто малый ребенок, правды добиваетесь.
Ушаков покраснел до ушей, щеки стали пунцовыми.
— Вы, Николай Семенович, говорите, да не заговаривайтесь, меру знайте, не словоблудьте, хотя вы и мой гость.
Мордвинов, видимо, не ожидал такого поворота, согнал добродушие с лица.
— Вы полегче на поворотах, Федор Федорович, я вам не мальчик. А то, что вас все за глаза малым ребенком величают, так оно так и есть.
Мордвинов тут же встал и, холодно попрощавшись, уехал.
Пустошкин вслед ему сказал:
— Все они, вельможные, одним миром мазаны, Федор Федорович. Сия братия вас невзлюбила за честность и бесхитростность.